Тут и мороженые говяжьи и свиные  туши, горы деревянных и картонных ящиков со всевозможными консервами, шоколадом  и вином,  тяжеленные мешки с мукой, сахаром и крупами, а также всевозможные «расходные» материалы.   Все это мы получаем на складах, доставляем к лодке,  спускаем  вниз и растаскиваем по отсекам.

       Сегодня последнее усилие –   после обеда осталось   загрузить  тонну какой-то аппаратуры,  полсотни фанерных  «самолетов», для тех, кому не досталось места в каютах, а заодно пару грузовиков с картофелем и   капустой.

       К вечеру, помывшись в душе  на стоящем рядом дебаркадере, мы  с чувством выполненного долга возвращаемся  на плавбазу. Бачковые  получают на камбузе ужин, накрывают раскладные столы  и все, рассевшись по боевым частям и службам, активно работают ложками.

Потом, мы выходим наверх,  дымим сигаретами на юте, и гадаем, что случится в этот раз, накануне выхода или в море. Как правило, в такие дни   происходят занимательные истории.

       Однажды, весной,  захворал какой-то важный спец из «Рубина»,  и  вместо него на выход прислали  хорошенькую женщину. Наш командир отказался идти  в море и потребовал специалиста-мужчину.  Разразился большой скандал, но «кэп» уперся и мужика все-таки нашли.

       В другой раз, уходя на глубоководные испытания, мы забыли на берегу доктора,  он догнал лодку уже в море  на каком-то катере  и   карабкался по шторм-трапу  на надстройку, с чемоданчиком в зубах.

       А пару недель назад, на ракетных стрельбах, какой-то «блатной»  начальник  из Москвы,  в силу незнания правил пользования,  был контужен  в гальюне содержимым его баллона, вылетевшим оттуда под давлением в полторы атмосферы.  После этого он долго отмывался в душе и  сожрал у доктора почти весь валидол.

       Предавшись столь приятным воспоминаниям и накурившись до одури, мы строимся  на вечернюю поверку на верхней палубе,  потом спускаемся в кубрик, вооружаем свои подвесные койки  и укладываемся на тощие, застеленные маркированными  простынями и колючими одеялами, пробковые матрацы.

– Руби вольту!  – орет дневальному из своего угла Жора,  просторный кубрик погружается в    синий полумрак  ночного освещения.

       В трубах отопления  мелодично булькает вода и шипит пар, в отдраенные иллюминаторы веет  запахом моря и осенней прохладой,  где-то за переборкой привычно шуршат крысы,  и мы погружаемся в сон.

       Среди ночи всех будит  грохот ботинок  на трапе,  яркий электрический свет и громкая команда «Подъем!»

       Под  люком стоят  наш дежурный офицер,  незнакомый   лейтенант  и два  курсанта из местной школы мичманов, с   якорями на погонах и красными  повязками на рукавах бушлатов.

– Всем   построиться  на среднем проходе! – хмуро бросает  дежурный.

       Через несколько минут,  натянув штаны, мы стоим  вдоль коек и недоуменно взираем на непрошенных гостей.

– Так, смотри, – кивает лейтенант  одному из патрульных. У курсанта обиженное лицо и здоровенный фингал под глазом.  Он нерешительно идет вдоль строя,  заглядывая нам в лица.

– Нету, – оборачивается   к офицерам и  шмыгает носом. – Тот был  старшина 1 статьи   и в бушлате.

– Юркин, Марченко, – тычет пальцем   дежурный. – Оденьте    бушлаты.

       Жора с Лехой недовольно бухтя идут к вешалке, напяливают  свои бушлаты и возвращаются в строй.

– Не, – отрицательно вертит головой курсант. – Не они.

– Ну что, все? – скептически смотрит дежурный на лейтенанта.

       Тот молча кивает головой, и патрульные неуклюже   лезут наверх.

– Товарищ старший лейтенант,  а в чем собственно  дело? –  интересуется кто-то из строя.