Отдраив нужную нам дверь, мы спускаемся вниз и попадаем в обширную   раздевалку. В ней, в ярком свете плафонов,  белые шкафчики у переборки,  мягкие маты на палубе и низкие длинные  скамейки по периметру. Из-за неплотно прикрытой двери душевой, слышен шум воды, неясные голоса и выбиваются клубы пара.

– Во, кто-то уже моется, – говорит Витька и мы раздеваемся.

Потом я тяну на себя тяжелую дверь, мы переступаем высокий комингс,  и обширная душевая оглашается  пронзительным  визгом.

Там, в молочном тумане, мелькают несколько розовых тел, в нашу сторону летят мочалки.

– Ух ты-ы! – восхищенно гудит  Витька, и тут же  получает одной в лоб.

– Пошли отсюда! – орут из кабинок девицы,   стыдливо прикрываясь руками.

– Да ладно вам, – утирает с лица  мыльную пену  Витька. – Матрос ребенка не обидит! Ведь так, Валер?

– Ну да, – отвечаю я, и мы, посмеиваясь,  семеним по кафелю в другой конец душевой.

        Соседки,  что-то бубнят, потом хихикают  и, поддав напоследок пару,  по одной выскальзывают за дверь.

– Хорошо помыться, мальчики! –  весело кричит последняя.

– И вам не хворать, – бубнит Витька, намыливая голову.

        Через полчаса, изрядно  напарившись и ополоснувшись напоследок, мы  возвращаемся  в пустую раздевалку,   в изнеможении опускаемся на скамейки.

– Хорошо, – говорит Витька, тяжело отдуваясь. –  А у нас в Сибири, бабы между прочим, с мужиками моются.

– Иди ты?! – не верю я.

– Сам иди, – хмыкает приятель.  –  В деревнях.

        Потом мы обсуждаем забавное приключение, хохочем и направляемся к своим шкафчикам.

– Твою мать! –  выпучивает глаза Допиро.  Рукава его  робы и штанины, завязаны   мокрыми узлами.То же самое и с моей.

– Вот сучки, – шипим мы с Витькой, пытаясь  развязать узлы. Но не тут-то было, они затянуты намертво.

        Следующие полчаса,  матерясь и действуя зубами,  мы  все-таки  приводим робы в рабочее состояние, напяливаем  их на себя и спешим назад.

– Кто это вас так изжевал, коровы, что ли? – весело интересуется вахтенный офицер и с интересом пялится на наши робы.

– Ага, товарищ лейтенант,  с сиськами,  – кивает Витька, и мы ссыпаемся на нижнюю палубу.

– Ну что, как говорят с легким паром, – бормочет Витька, когда,  добравшись до каюты, мы  заваливаемся в койки.

– И тебе не хворать, – зеваю я, и мы проваливаемся в сон.

Примечание:

дебаркадер – плавучая пристань, выполненная в виде судна.

День счастья

– А давай сегодня рванем в самоход, –  предлагает Витька, наблюдая,  как я швыряю за борт  оставшийся от обеда  кусок хлеба. На него сверху пикируют бакланы и устраивают шумную драку.

– Не, – говорю я, – не пойду.   И  швыряю второй.

       В прошлый раз нас едва не отловил базовый  патруль,   и загреметь на «губу» у меня нету ни малейшего желания.

– Ну, как знаешь, –  вздыхает Витька, ловко отщелкивая сигаретный бычок в  сторону качающихся  на воде птиц.

       Через час, немного вздремнув, мы  спускаемся по крутому трапу на  пустынный причал, строимся  и,  гремя сапогами, направляемся  вдоль  залива, в сторону  виднеющегося вдали  морзавода.

– Прибавить шагу!  – изредка бухтит шагающий сбоку  строевой старшина Жора Юркин, на что мало кто обращает внимание. За последние дни, готовясь к очередному выходу в море, команда здорово вымотались, и на то есть причины.

       Кроме  нас,  на ракетоносец необходимо принять  почти сотню заводских специалистов,    представителей различных  закрытых НИИ и военпредов. Всех их  следует возможно комфортно разместить  и  каждодневно питать   по нормам морского довольствия.

       А посему, с раннего утра и до поздней ночи,  под ласковые  речи помощника    и интенданта, команда  загружает провизионки, холодильники и трюмы,   всем необходимым для плавания.