– Томка подкрепляется, – хихикнула я и мстительно прошептала: – Чтоб ей подавиться! Пусть слышит. Я встретила на лестнице бабу Глашу. Она такая… мне её жаль.
Мама согласилась:
– Ужасная старость. И шелуху с балкона бросать нехорошо. Но всё-таки не надо никому желать зла. Кто знает, что на душе у этой Тамары?..
Перед сном я думала о том, что мама очень добрая – её доброты хватает даже на такую, как Томка. А вот я не могу быть такой доброй. И не хочу. Это что же значит – я и с Рамочкиной должна ладить, и Вовку за всё простить? И Эсэску не доводить? И Джабраилову улыбаться, когда он подножки ставит?
Последнее, что я слышала, засыпая, – удар костяшек домино о поверхность стола. После полуночи разразилась гроза и разогнала азартных игроков по домам.
Пазл 5. Несостоявшаяся дружба
Май – июль 1989 г.
Спартакиада была в субботу. Утром в понедельник я так сильно кашляла, что казалось – в моей груди с треском лопаются маленькие воздушные шарики.
Меня уложили в спальне. Кровать была узкой для взрослого, но мне в самый раз. Я кашляла, проверяя свои «шарики», и одновременно слушала, как за стеной бабушка Тольки Степнова будит его в школу. Сначала ласково: «Толик, Толюшка, вставай!». Потом нетерпеливо: «Толь, ну кому сказала? Какие пять минут?!». И наконец громогласно: «Анатолий! Марш в ванную!!!». Этот своеобразный ритуал повторялся каждое утро.
Я уставилась на платяной шкаф.
Диза-Мазиза…
В других квартирах могли жить домовые (хоть и не одобренные советской властью). А у нас жила Диза-Мазиза. Это уникальное существо поселилось в верхней петле встроенного шкафа и познакомилось прежде всего со мной, годовалой, а через меня – с другими членами семьи. Я боялась оставаться одна в комнате, и, когда родители поняли причину моих капризов, с Дизой-Мазизой беспощадно расправились: краска и кисть – прощай, рожица! Но это не помогло. Очень скоро на петле вновь проступили черты одноглазого зловредного существа. Завешивать картонкой (как однажды предложила Вера) было куда страшней. Ведь там, за ней… ещё более злая…
Постепенно отношения наладились. Диза-Мазиза стала чем-то привычным, неизбежным, вроде утра понедельника, и я почти скучала по ней, когда ездила на море. Я хорошо знала, что такое суеверия, и боролась с дурацким страхом к какой-то там петле. Я уже октябрёнок, я уже пионерка… а Диза-Мазиза всё не исчезает, сидит на облюбованном месте, ухмыляется, строит рожицы, подмигивает единственным глазом!
Остальные члены семьи не видели в ней ничего особенного: петля как петля, облупленная немного…
В этот день мысли об Оле вытеснили даже Дизу-Мазизу. Когда оторван от того, к кому тянешься, он или она начинает дорисовываться воображением. Спартакиада виделась мне калейдоскопом картинок с такими названиями: «Оля здоровается со мной», «Оля улыбается мне», «Мы с Олей перешёптываемся», «Оля говорит то-то и то-то». Воображение, подстёгнутое температурой и естественным желанием человека приукрасить события в свою пользу, услужливо подсказало мне, что Оля не случайно поздоровалась со мной первой, но специально искала в толпе. Она не поздравила меня с победой в забеге, потому что всерьёз не принимает все эти «пупонадрывы» (по меткому выражению Ромки Зарубина). А кто как не Оля утешил меня после такой обидной ссылки на лавку! «Повезло тебе», – сказала эта удивительная девочка, и всё сразу переменилось. А на моё предложение ходить вместе – разве не ответила она «давай» так, словно сама только что собиралась это предложить?!
Угораздило же заболеть именно сейчас. Как там Оленька, с кем возвращается из школы?.. Ревность царапала меня коготками котёнка, ещё не раскрывшего глаз, – слабенькая, новорождённая, но самая настоящая ревность. Я поправлюсь, вернусь в класс, и Оля встретит меня своей особенной улыбкой и скажет: «Хорошо, что ты пришла». Это будет означать: «Я так по тебе скучала!». И мы возьмёмся за руки, и все-все-все увидят, что мы – Лучшие Подруги. И плевать на перебежчицу Валю, на злоязычную Манашку, на всех дураков, что дразнят меня в школе и дома. С Олей-Оленькой они мне не страшны! Как же я сразу не разглядела, что рядом со мной такой чудесный человек? Что изменилось? Была Олька-тихоня, самая обычная, и вдруг…