Сначала мне это даже нравилось. Я стала подолгу сидеть у окна. Мне не хотелось ни с кем говорить, не хотелось включать телевизор, Интернет или радио, не хотелось никуда выходить. Я перестала посещать школу и, как ни странно, это вызвало недоумение мамы. Я была удивлена, что она об этом узнала – раньше она не особо интересовалась моими делами.

– Настя, тебе надо взять себя в руки. Сколько можно переживать? Ты посмотри на себя – на тебя смотреть больно! – сказала она мне через пару недель после конкурса. Я сидела в своей комнате и смотрела в стену.

– Ну, доча, чем я могу тебе помочь? – кажется, она взмахнула руками и села на кровать рядом со мной. – Ну поговори со мной, скажи хоть что-нибудь. Это невыносимо.

Мне не хотелось отвечать, и я молчала.

Еще через несколько дней я слышала, как она кому-то по телефону говорила, что уже подумывает отправить меня на прием к врачу. Я бы даже не удивилась, если она имела в виду психиатра. Наверное, никто бы даже не расстроился, если бы меня положили в психушку. Олеся бы приходила меня навещать – это точно. А на остальных мне плевать.

Не знаю, почему я так не нужна маме. Вроде бы, когда я была маленькая, мы с ней дружили. Я ей доверяла секреты, спрашивала советы. Она была для меня идеалом красоты – всегда подтянутая и стильная. А потом денег перестало хватать, отец начал пить все сильнее, в доме появился хаус – немытая посуда, грязные полы и все такое. Я старалась изо всех сил помогать маме по дому, но мы все больше отдалялись, а мне все меньше хотелось что-либо делать. Музыка была единственным моим утешением. И вот теперь даже ее у меня не было.

Но именно тогда я начала проваливаться.

Это случилось в понедельник. Накануне я не могла уснуть до утра: сначала родители ругались, а потом отцу стало плохо и маме пришлось везти его в больницу. Разбудила меня, как это часто бывало, соседка сверху – только на этот раз она к моему удивлению не кричала, а пела – причем довольно неплохо. Я нехотя позавтракала и уже собиралась переодеться, как увидела сидящего на моей кровати парня.

Он был одет в темно-синие джинсы, белую обтягивающую футболку с непонятным рисунком на груди и белые мокасины. Светлые зеленые глаза, модная короткая стрижка, улыбка, при виде которой мне вдруг стало спокойно и хорошо. Уверена, что если бы я увидела его в толпе, то сразу бы обратила на него внимание – настолько он притягивал внимание. Но увидеть его в комнате на моей кровати было, мягко говоря, странно. Только вот еще удивительнее то, что я не вскрикнула, не уронила чашку с чаем, которую несла допить в кровати, не упала в обморок. Я вообще не успела в тот момент хоть что-то сообразить, как пол подо мной провалился, и я полетела вниз. Передо мной все кружилось со скоростью света, картинки мелькали, голоса гудели, я становилась свидетелем миллионов историй разных людей. Казалось, будто я погрузилась в тот шум, который мучил меня, когда я выходила на сцену: наконец-то я увидела его, даже могла дотронуться до него, он начал сжимать меня, пока вдруг совсем не исчез.

Еще несколько мгновений – и я очутилась в огромном темном помещении. Естественного света здесь не было – только горели странные покореженные лампочки под низким каменным потолком. В помещении было влажно, в двух шагах от меня находился бассейн – правда, вода в нем была серая, а не бирюзовая, как в рекламных каталогах. Где-то капало. На мне была моя любимая розовая пижама, в руке – по-прежнему чашка чая. Чай даже не пролился.

Я огляделась по сторонам, предпочитая не двигаться. Никак не могла решить, что делать дальше. Кажется, прошла целая вечность, но никто не приходил, не заговаривал со мной и не пытался мне что-то сообщить. Я устала стоять, поставила чашку на каменный влажный пол и подошла к бассейну, чтобы потрогать воду. Она была приятной и слегка прохладной. Я умыла ей лицо и вдруг почувствовала, как мое тело изнывает от жары. Захотелось во что бы то ни стало искупаться.