– Ой, простите! Я не заметил вас!

И тут я увидела хорошо знакомого юношу:

– Карл? Что вы здесь делаете?

– Вы знаете меня? – Он сдвинул брови, вспоминая. – Дамана?

– Нет, святая дева!

У меня пошла кровь из носа.

– О боже, – сказал он. – Что произошло? Я вас совсем не узнал! Просто другой человек.

– Спасибо, – пробормотала я, а кровь все текла и текла.

– Волосы стали светлыми… – Карл был настолько ошарашен, что ничего не замечал. – Были темнее… О боже, у вас кровь! Простите, я случайно! Мам!

К моему удивлению, откликнулась миссис Норрис:

– Да, Карл. Ты меня звал?

Он кивнул в мою сторону.

– Ах, вы уже познакомились. Что случилось?! Почему твое лицо в крови? Быстрей проходи сюда. – Она повела меня в комнату, Карл прошел за нами, закрыв дверь. – Карл, быстро принеси холодной воды! И салфеток!

– Что это значит – «мам»? – переспросила я.

Миссис Норрис не слушала. Она заткнула салфетками мой нос и намочила полотенце, чтобы вытереть мне лицо и руки.

– Дамана! Простите меня, я случайно, – стал извиняться Карл.

– Ничего страшного. Переживу.

– Это он тебя так? – удивленно спросила миссис Норрис.

– Случайно, – оправдала его я.

Я запрокинула голову, прижав салфетки к носу. Карл пораженно смотрел на меня (я так изменилась!), а я – на него (он – сын миссис Норрис?). Я не выдержала молчания первой:

– Карл – ваш сын?

– Да, – ответила миссис Норрис.

– То есть вчера ночью вы рассказывали мне про него?

– Да.

– Вы обо мне разговаривали? – спросил Карл.

– Ну, вчера мы ужинали и приятно беседовали, – поясняла миссис Норрис. – Кстати, как насчет завтрака?

– Если вас не затруднит, – прошептала я.

– Отлично, – сказала миссис Норрис. – Я накрою. А вы пока поговорите.

Я сидела, запрокинув голову и все еще держа салфетки. Видела потолок и слышала шаги Карла. За столом было два стула, а он принес третий. Сел на него, и мы стали молчать. Потом я почувствовала, что кровь уже не бежит, убрала полотенце и салфетки. Не зная, куда положить их, я засуетилась. Это не скрылось от Карла.

– Ладно, не мучайся, – сказал он. – Давай сюда.

Он унес полотенце на кухню, вернулся, сел и стал на меня смотреть. Я делала вид, что не замечаю, но потом уставилась на него в ответ. Он улыбнулся так же обаятельно, как его мать. Я тоже улыбнулась, но больше с сарказмом. Карл стал давиться от смеха, но держался, словно не смел проиграть в гляделки. Мне тоже стало смешно:

– Что с тобой?

– Ничего. Просто я только что понял, что ты сказала. Насчет святой девы.

– Быстро же! У тебя всегда так?

– Я только двери резко открываю!

Карл захохотал, и я вслед за ним. Интересно, когда за последние годы я так смеялась?..

– Нет. Только если волнуюсь.

– Понятно. А еще понятно теперь, почему ты привез меня именно сюда. И почему ты часто работаешь в этих местах…

– Тебе тут не нравится?

– Место приятное. Ты и твоя мать так тепло приняли меня. Но я провела здесь слишком мало времени и пока не могу ответить.

– Да ты даже рассуждать умеешь?

– А ты – нет?

– Нет.

– Да ладно, брось!

– Как скажешь, Дамана.

Тут вошла миссис Норрис и обратилась к нам с Карлом:

– Вы мне не поможете?

– Да, конечно, – сказал он, еле оторвав от меня взгляд.

– И я, – отозвалась я, вставая со стула.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Карл, заглядывая мне в глаза.

– Да.

После этого уверенного ответа, Карл разрешил мне помочь. Мы накрыли на стол. Завтрак был традиционный, по-английски. Немного поговорили – в основном посмеялись над тем, как я сегодня познакомилась с дверью. Серьезных разговоров я старалась избегать. Не хотела, чтобы затронули тему моей семьи.

Я рассказала, что познакомилась с соседями и что назвалась Элизабет. Зачем? Чтоб объяснить это, пришлось снова солгать: мол, не хочу, чтобы лишние люди знали мое подлинное имя. Миссис Норрис сообщила, что это не все жители. Есть две семьи на втором этаже: семья Браун и семья Ричардс. У первых есть дочка Милли, подруга Лизы. У меня чуть не вырвалось, что мою маму звали Милли, но я вовремя придержала язык. Дочери Браунов было столько же, сколько и Лизе: около пяти лет. Семья Ричардс, мать и двое взрослых детей, жили скромно, выходили из комнаты только на работу или в город по делам. Они приехали в Лондон десять лет назад, а раньше жили в графстве Эссекс. Матери по имени Колин было за пятьдесят, дочери Кире – двадцать три, а сыну Питеру – девятнадцать. Дети уже работали, но денег семье все равно не хватало.