– Ах, да-да! Про нее еще трубили в газетах. Твой отец и лорд Брустер однофамильцы?
– Верно. – Я решила срочно менять опасную тему. – Ну ладно, хватит обо мне! Расскажите о себе.
Миссис Норрис улыбнулась:
– Мне нечего рассказывать.
– У каждого человека есть история, достойная рассказа, – повторила я недавние слова миссис Норрис.
Хозяйка улыбнулась еще шире и ответила:
– Меня зовут Лив Норрис, мне сорок два года.
Тут мы опять захохотали.
– Я такое уже говорила! – сквозь смех проговорила я.
– Я была замужем, – сказала миссис Норрис, успокоившись. – Мои муж и дочь погибли от оспы.
– О боже! Простите, я не знала. Мне очень жаль.
Мне стало стыдно и больно. Ведь та же оспа забрала моего отца. И от чахотки его лечили…
– Все в порядке, – махнула рукой миссис Норрис, помрачнев. – Ничего страшного. Вернее… конечно, страшно. Но они погибли уже шесть лет назад. И у меня есть сын, ему двадцать. – Тут хозяйка просияла. – Он очень дорог мне. Я вас познакомлю, ты ему обязательно понравишься!
– Надеюсь. – Я обернулась и посмотрела на часы. – Ой, уже полдесятого. Спасибо за чай. Спать хочется. Пойду-ка я к себе.
– Уже? Так быстро? – раздосадованная миссис Норрис встала вслед за мной. – Мой сын скоро придет, может, дождешься?
– Нет, вряд ли. Я почти круглые сутки не спала и просто валюсь с ног.
Хозяйка проводила меня и пожелала спокойной ночи. Я, поднимаясь по лестнице к себе в комнату, вспоминала каждое слово, которое мы говорили друг другу. Мне миссис Норрис понравилась: приятная женщина.
Внутри комнаты меня неожиданно охватила паника и дикий ужас. Что будет, когда меня начнут искать? Я захлопнула дверь, заперла ее на ключ и прижалась к ней спиной. Мне никогда не было так страшно! Но чего я боюсь? Попасть в детскую тюрьму? Такого не случится! Я горда, независима, смекалиста и хитра. И в конце концов, в моих жилах течет кровь Брустеров! Наша семья боролась за свободу и независимость народа. Мой отец всю жизнь сражался с несправедливостью, король его поддерживал, а народ – любил и уважал. Просто отец не успел сделать все, что хотел. Увы, он умер слишком молодым. И неужели я, дочь великого человека, у которого не было границ, позволю запереть себя в четырех стенах? Нет, этому не бывать!
Успокоившись, я переоделась в сорочку и легла в кровать. Она оказалась довольно мягкой, а мне это не очень нравится. Спина не отдыхает, можно получить искривление. Но уснула я моментально и спала так крепко, что не увидела ни одного сна.
29 марта 1770 года. Воскресенье
Я проснулась под детский смех и чьи-то разговоры. Сонная, еле соображая, кое-как поняла, что я здесь не единственный гость. Встала, заправила кровать, переоделась, расчесалась и умылась. Можно спускаться на первый этаж. А вдруг… вдруг уже известно, что я сбежала из приюта?
Колеблясь, я подошла к портрету мамы и папы, которой стоял на комоде. Мне не хватает семьи, как ни крути. Но ее нет. Из-за родителей, которые умерли. Но я их не виню. Хотя бы папа точно ни в чем виноват.
Я посмотрела в зеркало и не узнала себя. Совсем забыла, что постриглась. Я очень изменилась: лицо наконец-то перестало быть бледным и опухшим, глаза не налиты кровью, мешки под ними исчезли. И главное – волосы, они просто прелестны. На свету переливались золотом, даже были чуть-чуть рыжеватыми. Их новая длина мне понравилась больше, чем любая прошлая.
Хотя мое лицо просияло, в глазах до сих пор отражались злость и ненависть, потеря и мучения. И казалось, что я вот-вот расплачусь. Но вряд ли мне кто посочувствует – скорее испугается. Взглянув опять на портрет, я набралась смелость и решила спуститься.