– В чем подвох? – Я складываю руки под грудью, недоверчиво щурясь. – Я должна быть голой в этот момент?

Он начинает стонать громче и закрывает глаза, растянув губы в хулиганской улыбке.

– Проклятие, так еще лучше!

Еще девять дней, Си. Чуть больше недели. Ты сможешь это пережить.

– Каково это? – Спрашиваю я, стараясь придать тону как можно больше равнодушия и предпринимая попытку сменить тему. Ради всего святого, я не хочу фигурировать в его похабных фантазиях.

Рэй смотрит на меня из-под приоткрытых век так, что ресницы касаются щек. Я испытываю необъяснимое и пугающее желание снова вдохнуть аромат его тела, но прогоняю прочь подобные мысли. Я, черт побери, неподвластна его феромонам. К тому же могу быть в положении. Каким сумасшедшим нужно быть, чтобы связаться с беременной? Как сильно нужно любить, чтобы принять чужого ребенка? Со стороны Рэя это не любовь, а похоть. У страсти, как и у ненависти, есть срок годности. Рано или поздно они испаряются, оставаясь не более чем воспоминанием.

– Что конкретно? – Задумчивый тембр его голоса возвращает в реальность.

– Понимать, что на тебя возлагают надежды.

Рэй широко улыбается, как будто самый банальный вопрос приводит в восторг.

– Ты о футболе?

– Да.

– Волнительно, – помычав, лаконично озвучивает он.

– И все? А как же самовосхваление? Упоминание количества фанаток, готовых целовать траву, по которой проехалась твоя тщеславная задница, чтобы убедить всех в своей важности?

– Ты мыслишь поверхностно, – пожав плечом, отзывает Рэй, но не чувствую себя приниженной. Наверное, я действительно вижу лишь верхушку айсберга. – Когда я не поле, существует только мяч. Так же, как в рисовании. Ты фокусируешь внимание на карандаше, а не на наблюдателях. Признание вроде приятного бонуса, но помни, что ты рисуешь ради себя, а не ради других.

– То есть, тебя не принуждали заниматься футболом? Вроде несбывшихся надежд родителей, которые проецируют свои мечты на тебя.

– Им придется попотеть, чтобы заставить меня, например, податься в бейсбол. Я не делаю то, что мне не нравится.

– Забавно, ведь сейчас ты занимаешься тем, что не нравится.

– Опять заблуждаешься.

– Тебе хотя бы немного нравится археология?

– А кто сказал, что мне не нравится? – Его дразнящий тон вызывает слабую улыбку. – Мне интересно покопаться в нашем наследии. Проблема в том, что я не могу погрузиться в нее полностью.

– Куда поедете на этот раз?

– Греция.

– Афины настоящее произведение искусства, – с толикой зависти произношу я, ведь там столько вдохновляющих мест, от которых перехватывает дыхание. Настоящая гробница с немыслимыми сокровищами. Куда я могу никогда не попасть, потому что буду занята младенцем. Меня снова мутит, и завершить предложение получается сдавленно: – У Греции длинная и богатая история.

– Вряд ли они согласятся, если учесть тот факт, что в пятом веке персы хотели стереть их с лица земли.

– У них огромное наследие, включающие как хорошие, так и плохие периоды. Там есть на что посмотреть.

– Но кроме равнин и палящего солнца я ничего не увижу.

– Воздержание пойдет тебе на пользу. Нельзя быть настолько поехавшим на сексуальной почве. Может, тебе пора начать медитировать или типа того?

О боже, зачем я возвращаюсь к теме секса?

Должно быть, это влияние ультрафиолета, убивающего клетки мозга.

Рэй звонко смеется. Он слишком позитивный для такой, как я. Не счесть, сколько раз услышала его смех и увидела улыбку, мои же можно посчитать на пальцах одной руки.

– Тебя всерьез беспокоит моя сексуальная активность?

– Нет, но считаю, что желание оприходовать любой движущийся объект нуждается во вмешательстве специалиста.