– Но он же официально мертв, – включаю логику, – у меня есть свидетельство о его смерти. Могу показать.

– У него новые документы. Брак зарегистрирован официально на новое имя, – мой собеседник делает паузу, будто хочет привлечь внимание, а когда я реагирую, сталкиваясь с ним взглядом, произносит то, что все же выбрасывает за борт нормальности и адекватности, – как и ребенок.

– Что?

Боже, неужели вот этот сип-всхлип принадлежит мне?

Я привыкла думать, что готова к любым ударам, уж после мужа-подонка точно, но, оказывается, еще есть места, укол по которым прошивает меня сильнее, чем выстрел от пули. Сжимаюсь моментально, будто все тело вдруг превращается в камень. Но в этот раз падать в обморок не стремлюсь, просто замерзаю изнутри. Лед вместо крови растекается по венам.

– Ребенок? – переспрашиваю хрипло. – У Власова?

Перед глазами тут же рисуется кроха, нежная, сладкая, с сотней складочек, пахнущая молоком и присыпкой, агукающая, машущая ручками и ножками, пускающая пузыри, дарящая свою первую неосознанную улыбку… не мне.

У Власова родился ребенок…

Вновь прошивает фантомная пуля, пробивая сердце насквозь.

Ребенок… у него.

– Да, девочка, ей уже пять месяцев, – подтверждает Сомов, и мой мир начинает осыпаться.

– Девочка, – повторяю почти беззвучно немеющими губами.

– Что не так, Женя? Говори со мной.

Не просьба, приказ. И он действует.

Старая боль пробивает понизу живота, а ни разу никому не озвученные слова уже льются рекой. И нет, мне за них не стыдно, мне жутко обидно на жестокую судьбу, что в очередной раз ставит мне подножку и, кажется, готовится посмеяться, если в этот раз я не поднимусь, а так и останусь валяться разбитыми осколками.

– Через год после свадьбы я забеременела. Не знаю, как, ведь курс противозачаточных таблеток принимала без нарушений. Скорее всего потому, что заболела простудой и пришлось пить антибиотики. В общем, в отличие от меня мой муж не просто не обрадовался новости, он был в бешенстве. Заставил собираться и ехать в клинику на аборт, но я отказалась. Тогда я еще верила, что с ним можно договориться, и мы – равные партнеры в браке, а не… Он меня ударил по щеке, не сильно, просто неожиданно, – качаю головой, проваливаясь в прошлое и вновь переживая тот вечер, – я испугалась, отскочила от него, забыв, что мы стоим на площадке второго этажа. Нога соскользнула. Двенадцать ступеней. Двенадцать ступеней отняли у меня малыша.

Замолкаю, потому что перед глазами, как живое, появляется лицо бывшего мужа, холодное, внимательно меня изучающее, когда он неторопливо спустился и присел на корточки. У меня уже тогда заломило поясницу, как во время болезненных месячных, а между ног вдруг стало сыро и жарко. Я – не идиотка, догадалась, с чем это связано. Стала умолять Михаила поторопиться вызвать скорую, верила, что моего ребеночка еще можно успеть спасти, но он не спешил. Сидел и смотрел, как я корчусь. Кажется, тогда я умерла впервые, а воскресла новым человеком.

– Что было дальше? – хриплые нотки в голосе моего визави вызывают спазм.

Посещает наивная мысль, что этому мужчине не безразлично то, что со мной тогда происходило, и он переживает. Беззвучно хмыкаю на остатки девичьих грез, откидываю бред подальше и продолжаю.

Говорят, если с кем-то поделиться болью, которую носишь в душе, то она станет меньше ровно наполовину. Скорее всего, чушь, но мне вдруг хочется в это верить. Оказывается, чаша терпения есть и у меня. Сегодня она неожиданно переполняется. И я боюсь последствий, что не вытяну, сорвусь или…

– Мне сделали чистку и через три дня выписали домой. Эту тему, как и тему рождения детей мы больше не поднимали. А через полтора года Власов переболел паротитом. И вот тут уже забегал он. Испугался, что стал бесплодным. Выкинул все мои таблетки и даже дома посадил для чистоты эксперимента на пару месяцев. Старался сделать себе наследника, но ничего не получалось. Мне тогда даже интересно стало, выйдет у него что-то или нет. Не вышло. Я тихо злорадствовала, что вина в нем. А теперь… – поднимаю взгляд на Сомова и выдаю свой самый жуткий страх. – Получается, это я после выкидыша стала бесплодной.