Одна. Совершенно одна во всем мире.

Жестоком, нетерпимом и опасном.

Но вышло именно так.

От неприятных воспоминаний тело прошивает ознобом, и я кручу вентиль, чтобы сделать воду горячее. Мне холодно. Постоянно холодно.

Но не из-за погодных условий, а эмоционально. В душе гуляет зима и пустота.

Хотя, когда гляжу на своего соседа слева, озноб и меланхолия отступают, тело пробивает в жар, дыхание сбивается, ладошки потеют, ноги превращаются в желе, а сердце частит и спотыкается.

Высокий, крепкого спортивного телосложения, фактурный. Взрослый, на вид около тридцати трех – тридцати пяти, не меньше. Темные волосы в короткой стрижке, жесткие черты лица, где щетина только усиливает это впечатление, и цепкий взгляд. Больше всего поражают именно его глаза! Темно-синие, пронизывающие, управляющие и говорящие без слов…

Я вообще теряюсь, когда он на меня смотрит. Прямо, открыто и в то же время с какой-то хитринкой. Будто знает не в пример больше, чем то, что я недавно приехала в этот город и устроилась на работу врачом скорой помощи.

Но этого не может быть. Кому я нужна или интересна, кроме самой себя?

Никому.

И это даже к лучшему.

Хватит с меня испытаний, проверок на выносливость и крепость нервов.

Большего я не выдержу, рассыплюсь и сломаюсь. А я так хочу хоть немножко пожить спокойно, для себя.

Силой воли заставляю себя закрутить кран и вылезти из ванной. Обожаю воду. Могу хоть час провести в душе, а может и больше. Вот так взять и упереться ладошками в стену, склонить голову, чтобы упругие струи пробивали и массажировали шею и плечи. Или по-другому, запрокинув лицо вверх и зарыв глаза.

И, главное, ни о чем не думать, не вспоминать.

Но для сегодняшнего дня, точнее ночи, целый час купаний станет перебором.

Укладываюсь в десять минут. Наскоро вытираюсь большим махровым полотенцем, закручиваю тюрбан на голове вторым, поменьше, накидываю на еще чуть влажное тело халат и босиком семеню в кухню.

Начало третьего, скоро начнет светать, а сна ни в одном глазу, хотя тело ломает и потряхивает от усталости, а суставы выкручивает. Перегуляла, как говорят про детишек.

Включаю кофемашину и пристраиваюсь на табурет рядом, наблюдаю за процессом приготовления любимого напитка. Это как глядеть на костер – расслабляет и тонизирует. Аппарат фырчит и вначале промывается, затем тарахтит, отделяя нужное количество зерен, жужжит их перемалывая, а через несколько секунд в подставленную на поддон чашку устремляется пара тонких струек коричневого напитка. По кухне разливается божественный аромат арабики, и я с улыбкой прикрываю глаза, его втягивая.

М-ммм…

«Не пей на ночь кофе, это вредно. Врач, а ведешь себя, как ребенок», – возникает перед глазами кислая физиономия покойного мужа. Он кривит губы в своем извечном недовольстве, как делал на протяжении всех лет совместной жизни, и сжимает кулаки, то ли желая вырвать, то ли выбить чашку из рук.

Хмыкаю в голос и встряхиваю головой, выкидывая из нее ненужную муть.

Проваливай к чертям, мерзавец, тебе там самое место. Я тебя больше не боюсь, потому что мертвецов бояться глупо.

Усмехаюсь мыслям и отпиваю сразу треть.

– Пила кофе и пить буду, – шепчу уверенно, а затем все же поднимаюсь и достаю сливки и сахар.

Может, я и веду себя глупо и по-детски, но…

Пошло оно далеко и безвозвратно… всё это дурацкое прошлое, в котором я варилась шесть лет. И Власов пусть горит в аду, потому что в раю этому извергу явно делать нечего.

2. Глава 2

Утро начинается после обеда. В начале второго, позевывая, выползаю на кухню, чтобы заварить себе свежего чая, и ухмыляюсь, вспоминая по подходящему поводу бабку Нюру.