В этот день мама поняла, что отец больше к нам не вернётся. На диване сидит мой брат и смотрит на мать. Она с кем-то разговаривает по телефону, и в глазах у неё куча боли и непринятия ситуации.

Я чувствую, как сзади подходит Куратор, и задаю ему вопрос:

– Зачем мы здесь?

– Чтобы ты посмотрела своему страху в глаза.

– Я не понимаю, какому именно…

– Страх быть отвергнутой, ненужной, беззащитной… – встав прямо передо мной, ответил Куратор, а затем спросил: – Хочешь уйти отсюда?

– Я хочу подойти к ней, – показываю глазами на Диану.

– Хорошо. – Куратор отошёл, дав мне дорогу.

Диана сидела на коленках у своей сестры. Я подошла к ней очень близко, и у меня вновь появился тот самый характерный гул в ушах. Я видела, как она родилась, а теперь – как, возможно, впервые столкнулась с семейной драмой, которую даже спустя много-много лет будет считать причиной своих жизненных неудач.

Мне хотелось дотронуться до её маленьких ручек, на которых ещё не было шрамов. Она явно была на тот момент напугана лишь громкими звуками в комнате, не более того. Большего она не понимала. Но даже этого было достаточно, чтобы слёзы так активно текли по нежным детским щекам.

Смотря ей в глаза, я произнесла:

– Всё будет хорошо. Я обещаю.

Вдруг из состояния меня вырывает не Куратор, а младшая сестра, уронившая что-то на кухне.

Открываю глаза и понимаю, что испытываю скверное ощущение от увиденного. А ведь вся эта история мне была известна. И все вроде как – даже после ухода отца – живы и здоровы. Но я была в этом моменте только что и очень надеялась, что туда больше не вернусь.

Всё произошло так быстро. Но нехорошее ощущение держалось на пике. Вот оно – состояние. Я была в действии, в событии сценария, но забрала с собой только лишь ощущения, которые испытала так ярко и насыщенно. В этом моменте был тот самый якорь. Вот оно. «Я беззащитный, брошенный любимым отцом ребёнок». По рассказам близких я ещё долго спрашивала про папу, а он всё не появлялся.

Я села на край кровати и закрыла лицо руками. Мне вновь привиделись её глаза. Находясь в той квартире, я была взрослой, а она ребёнком. Само событие было не так важно, как то, что осталось в сердце для всех его участников. Спустя годы все, кто тогда был в этой квартире, будут вспоминать этот момент как самый тяжёлый момент в их жизни.

Никто не задаётся вопросом «почему». Это, когда ты взрослая и осознанная, уже не так важно. Но это более чем важно, когда ты ребёнок. Ведь тебе всегда кажется, что ты и есть причина всех семейных бед. Тут ничего нового.

Да.

Я пригрела в себе этот страх быть ненужной. И он долгие годы заставлял меня держать рядом людей, просто чтобы они были рядом. На коленях просила остаться и не рвать глубокие связи, которых, по сути, не было. Это были иллюзии. Внутри не было ничего, кроме страха остаться отвергнутой.

А теперь вернёмся в теорию матричного поля. Этого всего не было. Папа не уходил, и мать не оставалась одна. Мой брат не рос без надёжного плеча, а моя сестра и я – без любимого отца. Этого всего не существовало. И единственное, что было реальнее, чем всё остальное – это дрянное состояние беззащитности.

Но если никого нет, от кого мне защищаться? От своих воспоминаний и мыслей.

Диана росла без отца. Дальше Диане нужно надеяться только на себя и на своё духовное начало, что стало для Дианы очевидным только в тридцать лет. Ничего. Пусть лучше когда-нибудь, чем никогда.

Всё, что я могу сделать для той маленькой Дианы тогда, там, в этой злосчастной квартире, это подарить ей уверенность в том, что всё стало понятным. И сказать ей то, что я ей по итогу сказала.