Иерусалимский синдром Петр Альшевский
© Петр Альшевский, 2021
ISBN 978-5-0055-0069-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Последняя вечеря»
Два больших кресла, силуэт стола; слева-направо проходит Баллоне, выдувающий в трубу что-то относительно мерзкое; ему двадцать лет, он полон жизненной энергии, на нем длинный ультрамариновый балахон и широкополая ковбойская шляпа.
Подудев, Баллоне исчезает из вида.
В креслах сидят Джокетто и инспектор Луболо.
Джокетто – чуть меньше тридцати, небольшая бородка, небрежно наброшенный пиджак. Инспектор Луболо – сорок пять лет, тяжелая челюсть, едва заметная бородавка на правой щеке, темный поношенный костюм, никаких признаков величественности.
Джокетто. Как же он мне надоел. Вот ты, Инспектор, мужик неглупый…
Луболо. Серьезно?
Джокетто. По сводкам общественного мнения.
Луболо. Продолжай.
Джокетто. Ну, так вот… О чем я говорил?
Луболо. О том, что я неглупый мужик.
Джокетто. Да ладно. А если без шуток?
Луболо. Что-то насчет Баллоне.
Джокетто. Точно. Как ты думаешь, зачем Вольтуччи его пригласил?
Луболо. Не знаю. Захотел, наверное.
Джокетто. Может это как-то связано с нашими танцами?
Луболо. Может, и связано. Не мешало бы за стол. Или пока покурим?
Джокетто. Каждый свои.
Луболо. Каждый свои.
Какое-то время сосредоточенно курят.
Джокетто. У тебя с ней что-нибудь было?
Луболо. С кем, с ней?
Джокетто. С ней.
Луболо. Ах, с ней… Не буду тебя врать – практически ничего.
Джокетто. Слава богу. Слава богу, слава богу, слава богу: раз тридцать повторишь и никакого смысла не останется.
Из глубины выходит Вольтуччи – возраст ближе к шестидесяти, полосатая рубашка с широким галстуком, высокий лоб, вымученная улыбка.
Вольтуччи. Почему еще не за столом?
Джокетто. Ты, Вольтуччи, конечно, большой человек и великий слагатель, но с логикой у тебя определенные перебои. Что нам там делать?
Вольтуччи. Что и положено за столом. Сидеть.
Луболо. Просто так нам сидеть неинтересно. Особенно за твоим столом.
Вольтуччи. Ну, почему просто так. К вашему сведению, на этом столе есть кое-какой графин.
Луболо. Неправда. Нет там никакого графина. Я проверял.
Вольтуччи. Странный вы человек, инспектор. Когда вы проверяли, его действительно там не было. И не могло быть. Я совсем недавно его туда поставил.
Луболо. Хитро… А с чем у тебя он, графин этот?
Вольтуччи. Со всем самым лучшим. Крепость небольшая, но головы замутит не хуже, чем если бы на нее рухнула железобетонная стена. С целым выводком сидевших на ней каменных птиц.
Джокетто. Тогда чего мы ждем?
Вольтуччи. Одну мою знакомую.
Джокетто. Да пес с ней, Вольтуччи, она потом подключится. Еще не хватало, чтобы мы, трое взрослых лбов, отхлебывали из-за нее лишь глазами – смотрели на твой графин и мысленно набирались. Для меня данный вариант неприемлем. Я гость, ты хозяин, вино твое, но я гость – мне хочется выпить. По-настоящему выпить. Реально.
Вольтуччи. Я уже начинаю волноваться. Да и не начинаю – волнуюсь: уже полчаса и самым серьезным образом. Сами знаете, как сейчас на улицах.
Луболо. На улицах сейчас мокро.
Откуда-то из глубины еле слышно доносится радио.
Вольтуччи. Дорогая, сделай погромче!
Джокетто. Зачем ты так мягок со своей служанкой?
Вольтуччи. Ничего не могу с собой поделать. Чертово воспитание.
В этот момент радио начинает звучать громче.
……..Не поддавайтесь панике! Ответственный министр заявляет, что последние неудачи регулярных частей носят временный характер. Перелом не за горами. Силы пришельцев не беспредельны. Сохраняйте спокойствие. Да поможет нам Бог!
Джокетто. Он поможет…
Вольтуччи. Прошу всех к столу!
Луболо. А как же твоя знакомая?
Вольтуччи. Я думаю, она нас простит. Больно сильно кушать хочется. Прошу!
Вольтуччи, затем Джокетто и Луболо, присаживаются за прямоугольный стол, за которым стоят пять стульев. По одному у изголовья и три на длинной стороне.
Луболо и Джокетто садятся друг против друга, Вольтуччи посередине длинной стороны.
Вольтуччи. Кому подать салфетки?
Джокетто. Зачем?
Вольтуччи. На колени положите.
Джокетто. Я бы с большей радостью положил на колени горячую молодую женщину. Рассказал бы ей какую-нибудь чувственную мерзость и руками… да, руками… сначала ими… туда, прямо ей под… прочь наваждение, сгинь… Чем будете угощать?
Вольтуччи. Для меня это не меньшая тайна. (служанке) Дорогая, можешь подавать.
В комнату входит служанка. Немолодая опрятная женщина с мясистыми губами и излишне доверчивым взглядом.
Поставив на стол довольно крупную кастрюлю, она незамедлительно удаляется.
Джокетто. Пахнет недурно. Как вы думаете, это что?
Луболо. Суп.
Джокетто. А ты Оле, что скажешь?
Вольтуччи. Я думаю, что это… суп.
Джокетто. Итак, проверим. Я лично проверю. (открывает крышку) Внутри кастрюли находится…
Вольтуччи. Ну?
Джокетто. Суп. А в супе мелко порубленный труп! Предлагаю разлить по первой тарелке.
Вольтуччи. Позвольте мне. Как хозяину.
Пока Вольтуччи разливает суп, Джокетто берет со стола графин и внимательно его изучает.
Джокетто. Этикетке можно верить?
Луболо. Там нет никакой этикетки.
Джокетто. Я вижу, что нет. Почему ты все воспринимаешь так буквально?
Луболо. А почему бы и нет?!
Вольтуччи. Ладно, господа, остыньте. (разливает напиток по рюмкам). Выпьем за разум!
Выпивают. Инспектор Луболо удовлетворенно крякает.
Луболо. Прелестно пошла.
Вольтуччи. Рекомендую повторить. Или сначала поедим?
Джокетто. Тебе так нравится этот суп?
Вольтуччи. (обиженно) Ты его даже не попробовал.
Джокетто. Ты хочешь, чтобы я его попробовал? Пожалуйста.
Джокетто начинает есть суп. Делает это демонстративно не спеша, принюхивается к каждой ложке, доедает суп до конца и безразлично облизывает ложку.
Вновь появившийся Баллоне играет что-то вовсе кошмарное – подойдя к столу, он пьет прямо из графина. Вытирает губы рукавом и, возобновив игру, уходит.
Луболо. Зачем ты его все время приглашаешь?
Вольтуччи. Я его только сегодня пригласил.
Луболо. Почему сегодня?
Вольтуччи. Сегодня знаменательный день.
Луболо. Думаешь, уже сегодня?
Вольтуччи. Думаю, да.
Луболо. Значит, сегодня. Сегодня. Мгновенно и навсегда. К этому ветру не повернешься спиной. Жизнь и смерть, смерть и что-то за ней…
Вольтуччи встает – стоит. Разливает.
Луболо. За что выпьем?
Вольтуччи. Я предлагаю выпить за будущее.
Джокетто. Пьем не чокаясь.
Вольтуччи. Но мы и так пьем не чокаясь.
Джокетто. Так мы не чокаемся из-за внешнего фактора – мы слишком далеко друг от друга сидим. А в данном случае мы не чокаемся из-за фактора внутреннего, другими словами, подчиняясь нашим убеждениям.
Где-то на улице слышатся отдаленные взрывы и затяжные пулеметные очереди. В окне видны красные всполохи.
Вольтуччи. Уже близко.
Джокетто. Инспектор, а почему вы не там? Почему вы не вместе с нашей доблестной армией?
Луболо. Я уголовный инспектор. Мое дело уголовники, а не пришельцы. Уголовники – да. Пришельцы – нет. Так было и так будет. Уголовники – по моей части, прише…
Джокетто. А вампиры?
Резко вскочивший Луболо выхватывает из внутреннего кармана огромный пистолет.
Луболо. Вампиры?! Сволочи вампиры?! Где эти сволочи?! Где вампиры?!
Джокетто. И этим вы думаете вампиров одолеть?
Луболо. Дьявол! Облажался! (прячет пистолет и из другого внутреннего кармана выхватывает осиновый кол) Так где эти вампиры?!
Джокетто. Успокойтесь. Они с позором сбежали.
Луболо. Куда?!
Джокетто. К русалкам на озеро Гиркшталлер…
Луболо. Ты так больше не шути. Тут и так жизнь того и гляди оборвется…
Джокетто. И чего же ты так переволновался? Сам же говоришь, что жизнь того и гляди…
Луболо. Я ненавижу вампиров.
Вольтуччи. А пришельцев?
Луболо. На пришельцев мне наплевать. Я все-таки мужчина. Мощный, крутой мужик! Чья-то гордость! Я запросто мог бы стать чьей-то гордостью!
Вольтуччи. Вы, инспектор, садитесь… Покушайте немного супа. Это вас успокоит.
Луболо. Я уже успокоился.
Джокетто. Вот именно. Садись и ешь суп. А я вам пока расскажу одну историю. Чтобы сбить хмурь мелкой мысли и пищеварению поспособствовать.
Вольтуччи. Вообще-то это мое дело, истории рассказывать. Но, как говорится: «и ты падешь днем, и пророк падет с тобой ночью». Ну и чего?
Джокетто. Ну, так вот. Вы ешьте, ешьте. Эта история о любви. Большой и чистой. И вероятно вследствие этого очень несчастной. То ли в Братиславе, то ли в Копенгагене, то ли с родителями, то ли с собакой жил-был один паренек – жил себе и жил, приемлемо. Недалеко от него жила одна девушка. Беленькая, свеженькая, статненькая – тоже довольно спокойно жила. Но однажды вышло так, что они встретились. И началось – паренек стал плохо есть, плохо спать, ну в общем, запал на эту деву по полной. «Маленькая, стонал он в ночи, ты моя маленькая… чудесная… божественная и единственная…». Как-то вечером он отважился во всем ей признаться. Она его внимательно выслушала и, имея в виду нечто свое, сказала в ответ: «Я очень ценю твои чувства, но быть с тобой не могу. Потому что я лесбиянка». Парень от этих слов окончательно погруснел. Вывалялся в росе, впал в депрессию – не долго думая, решил утопиться. Отослал девушке краткую весточку и на берег отправился. Она получила послание через непросыхающего пастуха Чекушу. Бегло его пробежала и у нее фактически подкосились ноги – на самом деле она этого парня сразу полюбила, а о том, что она лесбиянка, сказала ему затем, чтобы проверить его чувства. «Ну, думает, напроверялась. Наделала глупостей. Наворотила». И ей тут же расхотелось жить – по-быстрому набросав предсмертную записку, она скрылась во мраке. Приподняла юбку… под поезд бросилась! А парень, разумеется, был жив – когда он пришел на берег, желание прыгать у него почему-то исчезло. Кальсоны снял, а в омут бросаться не хочется. Что закономерно – жизнь полна дерьма, но она, как есть, одна. Подумав еще раз поговорить с любимой, молодой человек прибежал он к ней домой, без стука ворвался в прихожую – там все зеркала завешаны черным: вопли и слезы. Он выяснил, в чем дело и обомлел. Как же мне, прошептал он про себя, теперь существовать? Исчезну! Утрачу личность! Сегодня же покину дом и стану обездоленным странником. Он ушел, ушел из-за любимой… но она тоже не померла – испугалась под поезд бросаться. Уйти куда глаза глядят, не преминула – на данный поступок ее хватило. Ну, в общем, и он и она стали бомжами. Занимательно? Это еще не все. Лет через двадцать они встретились вновь: под каким-то мостом. Узнали друг друга, крепко обнялись, прижались и, не найдя сил заняться любовью, заснули. Спят. Подхрапывают. Улыбаются во сне – мороз в ту ночь был страшный. Жуткий. Поэтому они так и замерзли, обнявшись. На утро они предстали двумя холодными счастливыми трупами. Вот и все. На мой взгляд очень романтичная история. Пищеварению помогла?
