В эти нелегкие для Принца дни оба его недостойных приятеля взяли на себя обязанность развлекать его и являться по первому зову.

Заметив, что Принц уже пьян настолько, что все чаще забывает притворяться веселым, Марс забеспокоился.

– Знаешь Розу?

Принц мигом встрепенулся. Он прихлопнул рукой стакан с янтарным ромом, заключая там на время все свои мысли.

– Знаю ли я Розу? Я бы не знал крошку Розу лучше, появись она на свет в моих объятиях.

– Тут поговаривают, она собралась замуж.

– Кто?

– Крошка Роза. – Марс никогда не велся на притворство Принца и сразу видел все его игры, но всегда доигрывал их до конца. – Скоро станет женой моряка.

– Что неотесанному моряку делать с крошкой Розой?

– Вот он. Бестолковый верзила.

Марс ткнул пальцем в стол у стены и заставил Принца развернуться.

Повысив голос, Марс позвал моряка:

– Вольф! Иди сюда!

От дальнего стола у стены отделилось несколько теней. Труженики верфей приблизились к столу господ. Впереди стоял Вольф. Со своей лодки ему доводилось видеть всякое, но никогда из воды на него не смотрел зверь, которого бы он боялся больше, чем Принца.

Габриэль, в отличие от Принца, не чувствовал себя как рыба в воде, общаясь с бедными слоями городского населения.

Он привык к ласковому подобострастию прихожан, приходивших к его отцу, но не к корыстному подобострастию бедняков, мешавшемуся с озлобленностью, страхом и плохо скрываемой ненавистью.

Он чувствовал себя грязным, ступая по узкой улице, перерезанной веревками, на которых сушилось тряпье. Габриэля тошнило от запаха псины, близости моря и еще чего-то томительного и постыдного.

Но богатые люди не разводили и не продавали змей.

Габриэль услышал тоскливую, неспокойную мелодию. Он пошел на нее, как будто его кто-то ухватил за капюшон и потянул силой. На входе в лачугу он запнулся. На земле стояла плетеная корзина, и в ней было живое тело. Ни головы, ни крыльев, ни даже определенной формы – только конечности. Тонкие, всегда подвижные, со всех сторон покрытые кожей, шипящие, свистящие, хрустящие и шуршащие.

Потомок горного поэта вошел в неосвещенную лачугу. Он почувствовал присутствие тела. В двух шагах и в пяти, в одном шаге и прямо рядом с его ушами раздавалось шипение. Было недостаточно светло, чтобы он мог различить отдельных змей, и недостаточно темно, чтобы он мог не видеть движения тела.

Мелодия оборвалась.

– Вы ищете змей, юноша? – Немолодой, но человеческий голос выделился из толпы шипений и свистов. – Вы их нашли.

В другой темноте Принц обнимал за плечи своего нового приятеля – кузнеца Аарона. Аарон пришел к Принцу вслед за Вольфом, который, конечно, не нашел в себе мужества отказаться выпить вместе с сыном ювелира.

В этот вечер Принц чувствовал, что место в его сознании закончилось. Дым, ром и прочие несовершенства мира замутнили его светлую голову. Он пытался сконцентрироваться на профиле кузнеца, но боковым зрением постоянно видел клыки Конрада.

– Ты тоже собираешься жениться, друг мой?

– Нет, мастер.

Рука Принца стягивала могучие плечи Аарона, как тесная рубашка.

– Нет? Чем же ты занимаешься?

– Я кузнец.

Принцу нравилось смотреть на сажу, размазанную по высоким скулам Аарона. Еще больше ему нравилось то, как почти пугающе Аарон был похож на Габриэля. Он наклонял голову то под одним, то под другим углом, пытаясь увидеть, при каком наклоне магия сходства пропадает. Но чары все никак не рассеивались. Принц достал шелковый платок и принялся стирать сажу с лица Аарона.

Конрад любил такие картины. Ради них он водил дружбу с Принцем и был ему верен, как цепной пес.

Вольф сжимал кулаки и глядел в пол.