Это вообще то единственное, в чём я готова стоять до победного конца.

Поклонский схватил меня за плечо и припечатал к стене, чтобы захватить пальцами подбородок и заставить смотреть в его стальные глаза, на дне которых сейчас можно было увидеть раскалённый едва ли не добела гнев.

— Мне каждое утро проверять твою сумочку, чтобы отбить привычку таскать эту дрянь с собой?

К горлу подкатила волна страха. Сердце заколотилось как сумасшедшее, разгоняя по венам кровь, сжигающую кислород ещё быстрее. Я молчала и старалась не реагировать, но всё равно чувствовала, как нос защипало от подступившей влаги.

— Я пока чай сделаю! — Света юркнула мимо, не желая быть участником перепалки. Ей прекрасно было известно, что Поклонский способен задавить любую попытку вмешательства.

— Я задал вопрос, — проговорил шеф. — И намерен услышать ответ.

Он никогда не был хорошим. Никогда. Это моя иллюзия, выстроенная на том, что Поклонский всегда спокоен и холоден. Иллюзия, которая заставляет забывать, как он обходится с должниками, которые после встречи с его людьми могут попасть в больницу с побоями, и чьих дочерей он может себе позволить взять в сексуальное рабство.

Воспоминания накатили одной сплошной тяжёлой лавиной, причиняя боль, давя сверху многотонной толщей ледяного снега. Воспоминания о том, как восемь лет назад, стоя в этой же квартире, он злорадно улыбался, наблюдая мои слезливые потуги уговорить его оставить меня с семьёй.

«Кого ты обманываешь, Марина? Они тебе не родные».

Не родные. Разве можно так говорить о семье, частью которой ты являешься? Да, у нас разная кровь. Но я люблю их, какими бы они ни были. Люблю каждого без всяких предрассудков. Они — то единственное, чем я действительно дорожу.

Я так привыкла к его холодности, когда делаю всё правильно, что совершенно забыла, каким он бывает, когда что-то выводит его из себя. А последние дни он вообще,будто не в себе, и ожидать от него можно чего угодно.

— Сергей Андреевич, — выдохнула я, — я же говорила, это мамин коше…

— Я. Не хочу. Видеть. Эту. Дрянь, — чётко выговаривая каждое слово и глядя в мои глаза, заявил он. — Ты прямо сейчас отдашь его сестре и забудешь. В противном случае я разорву контракт.

Я сглотнула колючий ком в горле и медленно кивнула.

— Прекрасно, — хмыкнул босс, выпуская из пальцев мой подбородок и тут же сунув руки в карманы.

Снова попытавшись проглотить горечь и не отлипая от стены, я достала из эксклюзивного кошелька, сшитого на заказ у известного дизайнера специально для мамы, все карточки и деньги и переложила их в сумочку. После чего прошла на кухню, открыла верхний шкафчик и засунула ненавистный шефу предмет туда. И только потом села за стол, который уже накрыла Света.

Поклонский опустился напротив и принялся сверлить меня взглядом. Уверена, он видел, как покраснели мои глаза. Я на грани. Мне хочется разреветься, как маленькой девчонке, потому что я не понимаю, за что он так со мной. Неужели за восемь лет я не заслужила одной уступки и достойного к себе отношения?

— Вечером всё в силе? — робко спросила Света, разливая по чашкам чай и, видимо, пытаясь разрядить обстановку в меру своих возможностей.

— Какие планы? — спросил босс.

— Ну-у… — замялась Света. — Мы хотели сегодня встретиться. Пообщаться. Марина вечно занята, поэтому видимся редко.

— Но метко, — поморщился босс, беря чашку с горячим напитком, который я сейчас с удовольствием перевернула бы ему на голову.

Сразу после того, как придушила бы.

— Я не пью, — возразила равнодушно. — Бокал вина за ужином не считается.

Уголок губ Поклонского дрогнул. И вот не пойму, то ли это смех, то ли презрение. Слишком быстро оно промелькнуло, чтобы оценить. Но учитывая, как сам шеф относится к алкоголю, могу предположить, что второе. Он совершенно не умеет пить. Настолько, что насколько выпитых стаканов доводят его до вертолётов и невозможности распознать лицо собеседницы.