Мы, наверное, с минуту сверлили друг друга взглядами, пока шеф неожиданно для меня просто взял и не… рассмеялся. Это было как дождь в пустыне. Как луч солнца среди ночи. Как битой по голове в кругу телохранителей!

Восемь лет… За восемь грёбаных лет я ни разу не слышала его смеха. Не видела запрокинутой головы и широкой белозубой улыбки.

Растерянное сердце застучало в груди с утроенной силой, желая, наверное, разорваться, как камикадзе у цели, пока я во все глаза разглядывала Поклонского, даже не пытаясь понять, что его так развеселило.

— Ты не меняешься! — выдал он, переводя дыхание.

А я молчала. Не знала, что сказать. Да и зачем, вообще что-то говорить, когда дыхание перехватило? Наверное, именно так себя чувствуют набожные люди, стоя перед мироточащей иконой.

— Ладно. — Он взглянул на моё лицо, на котором (я очень надеялась) не было никаких эмоций, поморщился и вздохнул: — Езжай домой. Утром вернёшься, обговорим рекомендации врача.

Я кивнула, пожелала доброй ночи и покинула спальню, а потом и квартиру босса. Только сев в машину, поняла, что всё ещё нахожусь в шоке от увиденного и никак не могу отпустить его смеющийся образ. Будто намертво впечатался в обратную сторону век.

Боже, Вавилова! Выкинь это из своей глупой головы!

За последнюю я схватилась и хорошенько потрепала, пытаясь привести себя в рабочее состояние. Мне ещё нужно домой добраться, подумать о том, что буду завтра делать. Сёстрам позвонить, в конце концов, и извиниться, что сегодня не приехала.

Выдохнула, завела машину и тронулась с места, оставляя жильё шефа позади. До дома добираться недолго, но я не спешила, потому что была слишком рассеянной. Мысли плавали, как ленивые мухи в меду, взгляд то и дело терял дорожное полотно, затуманивая картинку.

Пустая квартира встретила привычной тишиной. На автомате я приняла душ, думая о том, что у Поклонского снова может подняться температура. И эти идиотские мысли сводили меня с ума. А он найдёт аптечку? А примет сам жаропонижающее? А разберётся, что именно нужно пить? А станет ли вообще мерить температуру?

У-у-у-у-у!

Как итог, через два часа я держала в руках смартфон и писала ему сообщение в мессенджер.

«Если у вас поднимется температура, пожалуйста, позвоните мне, я немедленно приеду».

Шеф прочёл почти сразу, а вот отвечать не торопился. Сообщение написал только минут через пять, когда я себя уже раз пятнадцать прокляла. Кто меня дёрнул проявлять излишнее беспокойство? Он давно не маленький мальчик.

«Зачем? Я в состоянии найти таблетку и градусник».

Что, собственно, и требовалось доказать. Я вздохнула и взяла себя наконец в руки.

«Доброй ночи».

Естественно, он не ответил. Не в его манере.

Я положила телефон на тумбочку и уткнулась лицом в подушку. Да, ночь — это то время, когда можно не скрывать эмоций. Когда можно долго думать и перекраивать собственные воспоминания. А ещё просчитывать. Просчитывать чужие замыслы, в коих стала незначительной фигурой, сдвинутой с доски. А в том, что Поклонский что-то делает за моей спиной, у меня сомнений не было. Были только вопросы, которые весь день не давали покоя, как назойливые мухи. Если бы он действительно собрался жениться, неужели стал бы скрывать от меня это мероприятие?

В груди снова неприятно сдавило, и я стиснула пальцами подушку. Верная подруга всегда принимала на себя основной удар, даже когда у меня не оставалось сил на слёзы.

Утро наступило внезапно. Вот я закрыла глаза, думая о событиях прошедшего дня, а спустя минуту открыла, потому что начал трезвонить опостылевший будильник.

Или, мучимая мыслями, я уснула только на рассвете? И новый день сурка.