14 мая 1937 г.

Вечером зашёл Децимус Тома, Дечо ― старинный друг моего Петеньки. Приехал накануне. Сказал, что пробудет всего несколько дней. Пётр и Дечо росли вместе, потом в Первую мировую воевали в одном полку, потом одновременно поступили в Университет, но на разные факультеты. Хоть и повзрослели, у обоих семьи, и оба при должностях, но, когда встретились, вели себя, как мальчишки: обнимались, хлопали друг друга по плечам, по спине, поднимали за грудки. Так обрадовались встрече, ведь почти пять лет не встречались. Насилу усадила их за стол обедать. А Петенька неожиданно принялся расспрашивать Любочку, кто из них двоих красивее. А Любочка как скажет: «Папочка, ты очень красивый, но дядя Дечо, красивее, у него такие пышные усы». Дечо удивился: «Какие усы? Где ты видишь у меня усы?». Все расхохотались, ведь, действительно у Дечо, когда он служил в армии, были необыкновенные усы, каких я больше ни у кого не видела. «Это мы с дочкой часто альбом с фотографиями смотрим. Там и твоя фотография есть, где ты в папахе и при усах», ― объяснил Пётр. «Смышлёная у тебя дочурка, Петя», смеясь, ответил Дечо. А Петя сказал: «Да, смышлёная и честная, только, видно она одна такая и осталась». «Да что ты такое говоришь, Петя, честные люди есть везде», ― ответил Дечо, поднял стакан с вином и начали они о чём-то говорить тихо, но я ни слова не поняла. Тут я не выдержала и говорю: «Я бегаю из кухни в комнату, помощницу тороплю, чтобы вовремя все блюда к столу подавала, а вы всё говорите и говорите. Кушайте, мои дорогие, смотрите, сколько вкусного мы приготовили». Вроде уговорила их, взяли вилки и ножи, начали есть, сказали пару тостов, выпили пару стаканов красного грузинского вина. Потом загрустили, посерьёзнели и ушли говорить в кабинет, дверь закрыли плотно, просидели там допоздна. Мы спать уже легли, и я и не знаю, когда Дечо ушёл. Жаль, я ничего у него не успела спросить, ни о жене, ни о детях.

7 июня 1937 г.

Дочке понравилось моё новое голубое платье с белыми чайками. Сказала: «Мамочка, ты такая в нём красивая! Когда я вырасту, и я хочу такое же». Раз ребёнок оценил, может и женщинам из моего коллектива понравится. Завтра станет понятно. Буду вести партсобранье. С врачами сложно, капризные они очень. И без того партийный работник должен быть примером для беспартийных во всем, включая одежду.

8 июня 1937 г.

В повестку дня срочно ввела обсуждение и осуждение проступка профессора Плетнёва. Поручила секретарю громко прочесть статью «Профессор ― насильник, садист», опубликованную сегодня в «Правде». Ознакомившись с содержанием статьи, выступили активисты, сурово осудив профессора. Кардиологи молча сидели, понурив голову. Двое из них до этого считали себя учениками Плетнёва.

9 июня 1937 г.

Несколько экземпляров газеты «Правда» раздала на пятиминутке врачам, попросила всех ознакомиться с письмами от общественности и сообщением о том, что по материалам вчерашней статьи уже начато прокурорское расследование.

29 июня 1937 г.

Вечером были у Марка и Лизочки Трояновских, поздравляли Марка с высокой наградой. Пока Марк рассказывал о своих «весёлых» приключениях на льдине, мы с Лизочкой хлопотали на кухне. Лизочка испекла по случаю знаменитый «Александрин» по семейному рецепту, а я нарезала пирог на кусочки, чтобы за столом осталось только разложить его по тарелкам. Нам хорошо было слышно, о чём говорили мужчины в столовой. Мужчины смеялись над тем, что Марка все хотели высадить из самолёта, чтобы «лишнего груза» стало меньше. Марк с юмором рассказывал, как чуть не утонул в проруби, в которую превратилась от его чрезмерного усердия лунка в льдине, которую Марк сам же и вырубил. Когда мы вошли в столовую с пирогом, Марк благодарил Ивана Дмитриевича за его предусмотрительность. Ведь если бы Папанин не запасся киноплёнкой, Марк не смог бы снять фильм: плёнка, которую он взял с собой на Полюс, почти полностью закончилась в конце мая.