Вернувшись в воскресенье домой, Тея прошла на кухню, заварила любимый «Эрл Грей», вспомнила о тетрадях, достала их из рюкзачка и разложила перед собой на столе. Она выбрала одну из них, с изображением Пушкина на обложке. В верхней части обложки была расположена надпись «100 ЛЕТ СО ДНЯ СМЕРТИ ВЕЛИКОГО ПОЭТА А. С. ПУШКИНА ― 10 февраля (29 января) 1837 г. ― 10 февраля 1937 г.». Под изображением было написано: «А. С. Пушкин (с портрета В. Тропинина)». Тея подумала: «Вау, тетрадь была издана более 75 лет назад!» и осторожно раскрыла её. Пожелтевшие страницы были исписаны фиолетовыми чернилами, тем же почерком, которым были сделаны записи в той тетради, которую Тея начала читать утром. Но почерк был более ровный и менее «жёсткий». Хотя вторая из тетрадей поначалу показалась ей более новой, позже Тея поняла, что почерк так отличался потому, что эти записи были сделаны раньше, а значит и прабабушка была моложе, когда писала в тетради с Пушкиным на обложке. Тея обратила внимание на то, как красиво были написаны буквы: с наклоном, нажимом и изящными завитушками: «Видимо такой почерк называли каллиграфическим». Рядом с основными записями (над ними или на полях) были добавлены более новые, среди них встречались заметки, приписанные шариковой ручкой, то есть добавленные намного позже. Тея заметила, что некоторые фразы были написаны другим почерком, видимо бабушкой Теи. Ещё она вспомнила, что её бабушка никогда не рассказывала о своём детстве. С тем большим волнением Тея приступила к чтению.

К холере можно привыкать и в ней обдерживаться

Из записей Н. Лобачевского

21 февраля 1937 г.

После долгих раздумий решилась вести дневник. Жизнь сильно изменилась в последнее время, люди изменились не меньше. Я не могу никому рассказывать не только о том, что меня волнует и беспокоит, но и о своих небольших радостях и больших горестях. Вот и пошла в магазин канцтоваров, купила пару школьных тетрадок и теперь сижу на кухне и царапаю о том, что камнем лежит на сердце. Если повезёт, никто не приметит их на полке среди ученических тетрадок.

3 апреля 1937 г.

Наконец и у нас весна. Набухли почки, скоро листочки проклюнутся, а травка уже кое-где пробивается к солнышку. Сегодня Любочке начала шить платьишко, чтобы на первомайский утренник у дочурки было новое. В субботу пойдём покупать туфельки. Доча просит красные туфельки и красные банты. Если будут, обязательно купим.

27 апреля 1937 г.

Платьице для Любочки закончила. Туфельки и банты есть. Стихи для утренника выучили. Ждём, когда наступит 1 мая, и мы пойдём на демонстрацию: в красных туфельках, в красных бантах и с красным флажком. Празднично и весело.

30 апреля 1937 г.

Днём позвонил Петя, сказал, что вечером на чай заглянет Андрей Артанов. Было уже поздно, я не успела бы испечь что-либо сама. Забежала в «Елисеевский» за чаем, мармеладом и пирожными.

3 мая 1937 г.

Вчера были у Мити, младшего брата Пети. Мой муж и Митя погодки. Очень похожи. Только деверь выше, и глаза у него карие, а у моего Пети глаза зелёные, как спелые оливки. И у Любочки глаза такого же «изменчивого» цвета. У Пети с Марьяшей дача в Подмосковье. Вокруг дома фруктовый сад. За дачей луг и речка. Стол мы накрыли в саду. Мужчины рыбачили и жарили шашлыки, пока мы со снохой хлопотали на кухне. Ну и мастерица она, повариха отменная! Не то, что я, мне надо к ним почаще ходить, может и я научусь у неё, как такие вкусности готовить. Пока я чистила морковку и картошку, сноха Марьяша успела суп для деток сварить, а в конце ещё салатов накрошила разных. Вкусно было, всем понравилось.