17 июня 1939 г.

Днём меня вызвали на партбюро. Когда речь зашла обо мне, то меня все осуждали, возмущались, что я покрываю мужа-троцкиста, требовали, чтобы отказалась от него. Потребовали, как и следователь, чтобы положила партбилет на стол. Отказалась: «Не вы меня принимали, не из ваших рук я партбилет получала». Проголосовали, исключили. Была освобождённым секретарём, теперь стала безбилетной безработной.

21 июня 1939 г.

Наконец узнала вчера, где Петя. Утром понесла передачу. Половину изъяли. Теперь знаю, что можно будет принести в следующий раз.

29 июня 1939 г.

На работу устроиться не могу нигде. Нас с Петей объявили «врагами народа». Пока держусь. Сегодня приняли передачу для Пети.

12 июля 1939 г.

Запрещено принимать меня на работу в городе. Узнала, что могут взять меня на работу в сельскую школу, если представлю диплом из училища. До перехода на партийную работу я окончила педучилище, а потом работала в школе учителем русского языка. Попробую устроиться в соседнем с городом районе.

25 июля 1939 г.

Мне разрешили написать Пете записку. Я написала, что в августе мы с Любочкой поедем к моим родителям на месяц.

12 августа 1939 г.

С сестрой Степанидой ходили в храм. Хоть я и атеистка, но помолилась перед иконой Казанской Божьей матери, чтобы Петя вернулся. Батюшка Алексей Степанович меня благословил, обещал за Петеньку помолиться. Батюшка знает меня с детства. Когда приходил к нам, всегда шутил: «Серафима-краса, длинная коса!» Это он благословил меня на продолжение учёбы. Мой отец сомневался: все дочери замужем, я одна всё учусь. Но батюшка сказал, что у меня большие способности к учёбе, и отец согласился.

17 сентября 1939 г.

Отнесла Пете передачу, приняли, уже хорошо. Каждый день езжу на электричке до станции Орехово-Зуево, а оттуда иду пешком до деревни Дровосеки, где находится школа. Выхожу на рассвете, возвращаюсь затемно. Деньги хоть и небольшие, но жить можно. Только вот Любочка целый день одна. Благо соседки хорошие, за ней присматривают. Пишу здесь, а словно Петеньке рассказываю.

29 ноября 1939 г.

Вечером заходил Сава, старший брат Пети, принёс пирожков, которые его жена для нас с Любочкой испекла. Были ещё тёплые, когда Сава принёс. Я обрадовалась: завтра утром понесу Пете несколько пирожков, может пропустят. Сава меня всё успокаивал, говорил, чтобы не падала духом, надеялась, что скоро Петя вернётся: «Он там чувствует, что ты его ждёшь, значит, вернётся непременно». Сава рассказал, что у Мити сын родился от новой жены Нины. Сказал, что хоть и круто я с ним обошлась, но у них в роду не было такого, чтобы от жены к полюбовницам уходили: «Не по-людски это, грех так поступать с собственными детьми. Но он мой брат, и я люблю его. И Петю я люблю и не откажусь от родного брата, в чём бы его ни обвиняли». Это хорошо, что у Пети такой брат. От нашего товарища Богдана, когда его арестовали, отказались и брат, и сестра. Его никто не ждёт. А Сава ждёт Петю, так же, как и я.

Сверху над строчкой было приписано:

Богдан скончался от тифа в лагерной больнице тогда же в тридцать девятом.

13 декабря 1939 г.

Приехал отец Пети, привёз целый мешок картошки. Он приехал утром. Я была на работе, а Любочка в школе. Так он и сидел перед нашей дверью на мешке картошки, пока Любочка не пришла. Зато, когда я вернулась домой, меня поразил с порога запах картошки, жареной на домашнем топлёном масле. Александр Владимирович сказал, что останется с нами до весны или пока Петя не вернётся. Слава Богу! Любочка теперь будет не одна.

5 января 1940 г.

Сегодня отнесла передачу Пете. Передачу брать отказались. У меня ноги подкосились. Я начала падать. Охранник меня подхватил, усадил на стул. Неожиданно для меня сказал, что для меня есть записка от Пети, но, чтобы я её не читала здесь, им запрещено передавать записки родственникам.