Но евангелист Иоанн совершенно не разделяет нашего с вами любопытства о том, что именно привело Никодима к Иисусу. Его не интересуют мотивы; он рассказывает нам не о Никодиме, а об Иисусе. Иисус не спрашивает Никодима, почему тот пришёл, и Иоанн тоже об этом не думает. После короткого гамбита Иисус перехватывает инициативу и предлагает гостю поразительную метафору, требующую отдельного внимания: «родиться свыше» или «родиться заново»: «Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия» (3:3). И сразу же, не давая Никодиму даже перевести дух, Иисус добавляет ещё один, ещё более странный образ: «Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (3:5). В арамейском языке, на котором, судя по всему, говорил Иисус, как и в греческом, на котором писал св. Иоанн, «ветер», «дыхание» и «дух» передаются одним и тем же словом. Поскольку в этих языках одно и то же слово обозначает и движение воздуха в результате сокращения лёгких, и движение воздуха в результате перепадов атмосферного давления, и животворное движение живого Бога внутри нас, каждый раз, когда это слово употреблялось, слушателю необходимо было напрячь воображение и спросить себя, о чем идёт речь: о дыхании, о погоде или о Боге?

Не успели мы задать себе этот вопрос, как Иоанн проясняет ситуацию, употребляя это слово и в буквальном, и в переносном значении в одном предложении: «Ветер [пневма] дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рождённым от Духа [пневма]» (3:8).

Никодим качает головой. Он ничего не понимает.

Следом евангелист рассказывает ещё одну историю, на этот раз про женщину из Самарии (Ин. 4). Здесь действие происходит не ночью, как в случае с Никодимом, а среди бела дня, в Самарии, возле Иаковлева колодца. Когда самарянка приходит за водой, Иисус сидит у колодца один. Он начинает разговор с просьбы дать Ему напиться. Женщина удивляется, что с ней заговорил этот мужчина, этот еврей, ведь между евреями и самарянами уже не одно столетие продолжается религиозная вражда. Возможно, она не только удивилась, но и насторожилась. Прислушайтесь к её голосу, когда она спрашивает: «Как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, самарянки?» (4:9). Нет ли в нём нотки вызова, нотки недоверия к этому незнакомцу, сидящему у колодца? Надо сказать, что для недоверия у неё были все основания. Жизнь изрядно её потрепала. Чуть позже мы узнаем, что она уже пять раз была замужем и сейчас живёт с мужчиной, который ей не муж. Нетрудно представить себе, сколько чувства отвержения, сколько горьких неудач стоит за всем этим, сколько ран, обид и печалей накопилось за эти годы в её теле и душе. Для неё быть женщиной – значит быть жертвой. Быть рядом с мужчиной – значит быть в опасности. Никогда не знаешь, что дальше скажет и сделает этот чужак. Расслабляться нельзя ни на секунду.

Или всё как раз наоборот? Может быть, в её голосе вам слышится не настороженность, а призывное кокетство? Может быть, она пытается его соблазнить? Может быть, она безжалостно, одного за другим использовала своих пятерых мужей, а теперь пытается найти себе ещё одну, шестую жертву? Может быть, мужчины для неё – всего лишь средство, чтобы обеспечить себя комфортом, повысить социальный статус или получить доступ к власти, и когда очередной муж перестаёт удовлетворять её амбиции, похоть или гордыню, она просто его бросает? Вполне возможно, что при первом же взгляде на Иисуса она тут же начала измышлять, как Его соблазнить: «О, вот ещё один! А он ничего! Надо подумать, на что можно его раскрутить!»