Жёв резко схватил лежавший на комоде револьвер и поднес к виску. Продолжая смотреть на себя в зеркале, он опустил палец на курок и приготовился нажать. Но какая-то сила удерживала его. И он неотрывно смотрел на свое лицо. Оно, казалось, приобрело вид фарфоровой маски и готово было в любой момент и потрескаться и разлететься на сотни мелких осколков, обнажив черную внутреннюю пустоту старого майора. Жёв пришел в себя лишь после того, как маленькая мошка села ему на нос, из-за чего тот стал жутко свербеть.

«Матерь Господня, что же я такое делаю?! – подумал Жёв, бросив револьвер обратно на комод и согнав мошку с носа. – Словно наваждение какое-то! Колдовство, не шутка ли. Не могу же я, французский офицер, воспитанный наполеоновским гвардейцем, взять и пустить себе пулю в висок! Это же безумие! – Он тихо рассмеялся. – А как же Омар? Он нуждается во мне. Да, осталось совсем немного нам знать друг друга, однако эти дни должны определить его судьбу. Все, что я слышал о его покупателе, Пьере Сеньере, совершенно ни о чем мне не говорит. Лассе утверждает, что этот человек – настоящая легенда современной Европы. Но мне это не нравится; я бы предпочел общаться не с легендами, а с обычными, настоящими людьми, потому как в легендах сложно разобрать, что правда, а что – вымысел. Да и род деятельности его поистине смешон! Так или иначе, остается надеяться, что месье Сеньер – порядочный и справедливый человек, как о нем и говорят, который сможет дать Омару новый дом и избавить от тяжелого груза прошлой жизни».

Закончив мысленно философствовать, Жёв отошел от зеркала и, не изменяя своей привычке, плеснул коньяка в стакан и залпом его осушил, после чего кратко прочитал молитву. Затем, кинув беглый взгляд на револьвер, он помедлил пару секунд и все же взял его и медленно покинул кабинет.

Что касается самого Омара, то его уже везли в порт. Согласно приказу Жёва, араба должны были привезти первым. Бен Али и сам был не против этого; лишний раз встречаться с майором ему не хотелось, а несколько минут движения дали возможность поразмыслить обо всем, что попадалось на глаза, отвлекаясь от дурных мыслей. О будущем своем ему еще представится шанс подумать, но вот очертания родного Орана он видел в последний раз. В последний раз видел городскую мечеть, в которой не успел совершить прощальный намаз. В последний раз окинул взглядом крепость Санта-Крус, в которой прожил больше пяти лет. Что ждало его впереди – за «Сен-Жоржем», за глубокой синевой Средиземного моря, за Марселем, за его покупателем – он не знал и даже не размышлял всерьез. Вся эта маета ему надоела, однако он чувствовал горечь от расставания с Алжиром и Африкой, не надеясь даже вернуться в пустынный край снова.

Повозка с Омаром проехала через весь город, демонстрируя жителям Орана пленника майора Жёва. Весть о том, что Омар будет продан как настоящий раб, уже разнеслась по всем кварталам и каждый себе стал представлять цену, за которую будет отдан в новые руки непокорный араб, почти сумевший перевоплотиться во француза из южных регионов.

До порта доехали крайне быстро. Встречал своеобразного пленника целый конвой из солдат, будущих также сопровождать его и во время плавания через Средиземноморье. Ни солдат, ни Омара этот факт не устраивал, однако против приказа майора одни не имели права пойти, а другой просто смирился. Однако Омар, как он совершенно не ожидал, не был закован в цепи, а просто окружен толпой вояк с ружьями. Поэтому ему немного полегчало. Пройдя на борт, араб сразу остановил свой взгляд на большом колоколе, который обычно был на каждом паруснике. Восемь ударов уже давно было отбито, что означало начало новой смены, готовой к приказам капитана и Жёва. Ничего с виду необычного в этом большом колоколе не было, но Омару было неприятно осознавать, что каждый раз, когда будет звучать рында – последнему отзвуку свободы окончательно придет конец. Когда Омару приказали ступать в свою каюту, он решил не задерживаться и сразу прошел за матросом, предложившим указать путь. Каюта Омара представляла из себя нечто похожее на кладовку, но чуть больше, с маленьким окошком, а также с постоянной охраной снаружи. Очевидно, что не огурцы с мукой их приставили охранять. Те немногие вещи, что ему разрешили взять с собой, бен Али тщательно перепроверил на предмет пропажи и, убедившись, что все цело и на месте, решил прилечь на широкую деревянную доску, приделанную к стенке каюты и выполнявшую роль койки. Наиболее важным багажом являлись две шпаги, выкованные им для исполнения трюков с глотанием длинных клинков. Омар держал их в особом футляре, в котором также спрятал несколько ножей и кинжалов. Ключ от футляра он носил на шее, дабы не потерять. Тупоголовые конвоиры и не подумали досмотреть футляр, испугавшись неадекватной реакции Омара. Читатель, вероятно, удивится, что бен Али не воспользовался взятым в качестве багажа оружием для того, чтобы взять кого-нибудь (да того же Жёва или конвоира) в заложники и сбежать восвояси. Но он не мог воспользоваться. Не из нежелания, но из принципа. Из-за стойкого убеждения, что применив ножи и шпаги для этой цели, он уподобится своему брату-фанатику и уничтожит все то, что ему годами привал Жёв с другими обитателями гарнизона, и что ему самому стало нравиться. Снова стать бездушным зверем, прикрывающимся идеалами Сунны, он боялся, поэтому и не стал больше противиться течению судьбы. По крайней мере, до того момента, как окажется в руках таинственного месье Сеньера.