***

Вольга крутил головой. Он был вожаком небольшой группы ребят. Неподалеку от матери, массивной со спиленными под корень бивнями, пасся двухнедельный маленький индрик. Он был ростом чуть больше собаки. Смешной, весь покрытый пухом, с тоненьким кожистым хоботком и большими ушами. Он был настоящим любимцем детворы: ласковый, игривый, как щенок.

– Пушистик, Пушистик! – кричали ребята наперебой, пытаясь подманить индрика и поиграть с ним. А тому этого только и надо.

– Опять родился малец! – перешептывались между собой старики, сидя на завалинке у крайней избы рядом с полем, на котором паслось стадо индриков.

Женских детородных особей в стаде почти не осталось. Старшая стада, Мудрая Индра, вышла из детородного возраста и, хотя по-прежнему верховодила, ожидать от нее потомства уже не приходилось. За последние десять лет было всего четыре помета, и то мальцы. Скоро рожать будет некому. Пытались было привозить южных индриков-самок, да те не выдерживали наших зим, хворали и не приносили потомства. Мамаша Пушистика – величавая, со смешной кучерявой челкой на лбу, за что получила имя Кудря, – единственная детородная самка стада, уже три приплода подряд приносила только самцов, и тоже уже сколько ей годков.

– Ехе-хе, – озабоченно кряхтели старики с неменьшим, чем дети, интересом наблюдая за игрой детеныша.

Ребята резвились с Пушистиком, он стал более самостоятельным и мог уже, заигравшись с ребятами, отбежать от матери на небольшое расстояние, та же не сводила с него настороженного взгляда, издавая призывные трубные звуки, стоило ему отдалиться от неё на полсотни шагов.

Ребята решили искупать малыша в небольшой речке, что текла по окраине поселка, огибая его и впадая в большое озеро. Они веселой гурьбой скатились к реке. Пушистик, смешно хлопая ушами, издавал хоботком хрюкающие звуки, подставляя бока под каскады брызг, которыми обдавали его со всех сторон весело гомонящие ребята. Ничего не предвещало беды. Полдень, жаркое солнце. На небе ни тучки.

– Ребята! Смотрите, волк! – вдруг раздался пронзительный крик.

Из зарослей камыша на берег вышел громадный волк, скаля зубы и взъерошив шерсть на затылке. Он медленно крался к ребятам, не сводя немигающих желтых глаз с детеныша индрика. Пушистик, почуяв опасность, задрожал всем телом, и попытался спрятаться за спинами ребят.

– Вольга, стой! – закричали ребята, когда наперерез волку бросился крепкий невысокого роста мальчуган лет шести-семи. Льняные волосы перетянуты на лбу бечевкой, дочерна загорелый, в выгоревших портках до колен. Он перегородил путь волку, весь напружинился и, как-то также по-волчьи оскалившись, издал глухой рык. Волк остановился. Наступила необычная тишина, даже сверчки умолкли, будто все пространство поместили под огромный звуконепроницаемый купол. Мальчик и волк стояли в пяти шагах друг от друга, холодный свет синих глаз мальчика перекрестился с ярким желтым цветом глаз волка, словно два остроконечных клинка схлестнулись в смертоносной схватке. Прошло несколько томительных мгновений. Волк вдруг нерешительно вильнул хвостом, до этого вытянутым, как палка, поджал его и отвел глаза. Потом сделал неожиданной скачок в бок и скрылся в камышах.

– Вольга отогнал волка, – закричали ребята и кинулись к нему наперегонки. Со стороны поля раздался призывный трубный звук – это обеспокоенная Кудря звала Пушистика к себе, и тот, приподняв хоботок, со всех ног кинулся к ней.

Это происшествие не осталось незамеченным. Неподалеку от капища, с центра которого на мир взирал суровый лик величественного изваяния Дажьбога, вырезанного умельцами из огромного ствола дуба, стоял, опираясь на сучковатый посох с набалдашником, высокий старик с длинной седой бородой и внимательно следил за ребятами.