– Вона как оно обернулось, – задумчиво протянул он, – знать, время пришло.

Вечером того же дня, когда за столом собралась вся семья Вольги: отец с матерью, два старших брата, вернувшиеся с сенокоса, Вольга и его брат Игорша, да младшенькая Ольга, любимица всей семьи, в дверь постучали.

– Кто там? Входи, добрым гостем будешь! – окликнул отец Вольги.

В проеме двери показалась высокая фигура старца.

– Выйди, Старшой, чуток переговорить мне с тобой надо по важному делу, – не заходя в дом, позвал отца старец.

– Слушаю тебя, Волхв, с чем это ты ко мне пожаловал на ночь глядя? – спросил отец, выйдя на улицу.

Они стояли друг напротив друга, высокие, чем-то неуловимо похожие друг на друга, только один был само олицетворение мудрости, другой – силы.

– Не обессудь, Старшой, твоего мальца, Вольгу, я беру себе в обучение. Дар у него. Сегодня сам видел, как он Седого отогнал, и сам было в волка чуть не превратился.

– Мал он еще, совсем несмышленыш. Погодил бы ты его брать к себе, я его к хозяйству хотел приспособить.

– Ты знаешь Закон, не можем мы противиться Силе, идти супротив предначертанного. На нем печать Силы, и если эту Силу не обуздать и не направить в правильное русло, в Свет, она может уйти во Тьму и много бед наделать. Нельзя медлить, раз сила проявилась. Завтра с утра приводи его к капищу. Прощевай.

Старец развернулся и, опираясь на посох, не спеша, величаво, стал спускаться по тропинке. Он походил на кряжистый высохший ствол дуба, когда-то буйно-зеленого, раскидистого, но по прошествии лет, засохшего, хотя еще и не утратившего былой стати и величественности.

Похолодало. Выпала первая пороша. По площади Кремля брел босоногий человек во власяном рубище на голое тело, простоволосый, опираясь на кривую палку, которую он приспособил вместо посоха. Длинные седые до плеч волосы развевались на ветру, глаза светились безумным огнем, он что-то бормотал, и едва можно было разобрать отдельные слова: «Дождем прольет Он на нечестивых горящие угли, огонь и серу; и палящий ветер – их доля из чаши…»

Он брел сквозь толпу, как слепой, никого и ничего не узнавая, и люди с почтением расступались. Мужики скидывали оземь шапки, падали ниц, бабы, вставая на колени, плакали, подвывая, утирали слезы концами платков. «Базилевс» – сопровождал тихий ропот босоногого старца.

По широкой, хорошо утрамбованной дороге, на закат уходил небольшой отряд хорошо вооруженных людей. Пятьдесят всадников на крупных сытых лошадях в латах, кольчугах, с пиками на плечах, за спиной у каждого большой щит, на котором красовался белый сокол на красном фоне, на голове большие меховые шапки. Металлический шелом воин надевал перед боем. Ратники были все как на подбор: рослые, чубатые.

Вольга ехал крайним справа в первой шеренге конников, ничем из них не выделяясь ни статью, ни видом, ни обмундированием. Таков был наказ Волхва. Он ничем не должен был себя выдать до прибытия в Руссильон.

Накануне ночью перед отъездом Вольга встретился с Волхвом. Чело старца, изрезанное морщинами, казалось невозмутимым, но, когда он начал говорить, голос выдал его крайнюю озабоченность:

– Эх, Вольга, не до конца мы довели твое обучение, да времени ждать в обрез. До нас дошла депеша воеводы Руссильона – Игорши, твоего брательника, слезно он помощи просит. Поспеши к Игорше в Руссильон. Бунт повсеместный вспыхнул. Тайно напали, поодиночке, многие славные мужи погибли. Сил у него мало, пишет, что супротив него курфюрсты собрали огромное войско. Отряд, с которым ты пойдешь, малочисленен, это не то, что просил Игорша. Не хватит для усмирения бунта. Да и не за тем отряд туда послан с тобой. С болезнью Базилевса усилилась папская рука. Чую, хотят они всю власть захватить, смуту затеяли не только на окраинах – даже здесь, в центре, народ баламутят, надеются в мутной воде наловить себе рыбки. А опереться здесь сейчас не на кого. Дошла до нас плохая весть, что Папа благословил ревнителей новой веры на неповиновение центру. На тайном соборе назвал хранителей Истинной Веры еретиками и предал анафеме. Создали они в тайной канцелярии карательный орган – инквизицию. Огнем да пытками уничтожают ревнителей Истинной Веры. Всем католикам, доложившим на еретика или принявшим личное участие в казни еретика, не считаясь ни с женами, ни с детьми, дается индульгенция – пожизненное освобождение от всех грехов. Тяжкие времена настали. Боюсь, что надо будет вам прорываться с боем, ездовые сообщают, что все дороги перекрыты военными дозорами. И это не простое ополчение, – там рыцари с ландскнехтами. Даю тебе наказ: найти, уберечь и сохранить Книгу Истины. А если увидишь, что Тьма пересилила Свет, или почуешь, что наступил конец времен и Свет вот-вот погаснет, тогда я благословляю тебя изменить предначертанное.