Нет, я не поеду на Кавказ завтра, не поеду на следующий год. Но я знаю, где будет стоять мой дом, в котором я встречу свой переход в вечность, спустя которую, несколько атомов моего тела возможно будут извлечены из праха, и я буду по ним воссоздан, чтобы узнать, ради чего все начиналось и заканчивалось бесчисленное число раз.
Я смотрел на темный простор с оранжевым горизонтом. Затем, закрыл глаза и увидел совсем другое. Желтый степной горизонт, огромные птицы, предки современных орлов, медленно рисующие круги в яркой синеве неба без единого белого пятнышка над головой и, далеко на юге, за горизонтом, на потускневшей, выцветшей синеве величественные горы, как нарисованные на голубом холсте, всеми мыслимыми оттенками голубого. Я увидел гигантский тающий ледник и потоки огромных, больше, чем Обь или Миссисипи рек, несущие миллионы тон гальки и роющие на земной коре гигантские желоба, которые потом заполнятся прохладными пойменными лесами, когда реки иссякнут и уйдут под поверхность. Они до сих пор там текут, невидимые для глаз.
Наташа
Ведьма или ангел, птица или зверь,
Вернись – я оставлю открытым окно
И незапертой дверь.
Смерть или спасение, свет или тьма,
Если не вернешься – я впервые узнаю
Как сходят с ума.
Илья Кормильцев
В один из дней лета, 1995 года, на тополиной аллее города Н-ска появился молодой человек. Он не был посланцем сатаны, как иногда выясняется из дальнейшего повествования. Он не был, однако, и ангелом, и это так же выяснится, если читатель наберется терпения дочитать до конца эту банальную повесть. Это был обычный для 1995 года человек на улице обычного города, в обычный день обычного лета. Лето уже перевалило за середину, и на аллее летали первые желтые листья. Но тополя были еще густые, и пожелтевшие беглецы не портили общей картины полнокровной провинциальной жизни. Молодого человека звали Иван С-в, и он собирался влиться в эту жизнь. Он шел устраиваться на работу. Место его работы находилось в белом трехэтажном здании, заметном издалека среди одноэтажных домов Н-ска и Иван легко его нашел по описанию своей мамы. Он пришел раньше назначенного времени и теперь ходил взад и вперед по аллее, размышляя. Решив закурить, он сел на пустой автобусной остановке, почти напротив трехэтажного здания.
Иван смотрел на здание своей новой работы (в дальнейшем просто здание). Своей новой жизни. Какие мои годы, думал он? Самое время попробовать начать все заново. Вот так выглядит она, синичка в моей руке.
До назначенной встречи остается десять минут, и Иван сидит на автобусной остановке с сигаретой ЛМ в городе Н-ске. Этот город – его родной, и он правда начинается на Н- и заканчивается на –ск, как великое множество других городов. Само по себе это ни о чем не говорит, ничего не предвещает. Простое совпадение, которое лишь болезненно подчеркивает типичность того, что происходит сейчас с Иваном. Автобусная остановка, тоже одно название, остановка на которой не останавливаются автобусы. И дорога, по которой нельзя проехать. Выбоины, расположенные в шахматном порядке. Водители в своем стремлении объехать разбили улицу до тротуаров. Иван не осознаёт, что этот день – часть года, а тот в свою очередь середина десятилетия. Того самого, которое войдет в историю страны как десятилетие страха и позора. Во-первых, осознание позора где-то в будущем. Во-вторых, Ивана не волнует политика. Его не задевает абсурд и разруха вокруг него. Гораздо хуже, что у него внутри тоже разруха. Ему двадцать семь лет. Это не очень много, но и, увы, немало. К этому возрасту уже кое-что должно быть сделано. А что успел сделать Иван? Успел кончить универ, отслужить в армии. Снова куда-то поступить и бросить, отучившись курс. Жизнь приобрела устойчивый привкус хаотичности и необязательности. Иван, плохо чувствующий вовне, тонко чувствует внутри. И то, что он там чувствует, ему не помогает. Способности к наукам, понимание музыки, живописи, поэтический талант. Все ушло куда-то в сторону и не получает продолжения. Скитания по столице, все новые и новые лица, лица без конца. Это утомило. Он решил со всеми порвать и начать с чистого листа. Начать просто устроенную жизнь, жизнь без амбиций. В общем, он не знал, что ему делать со своей жизнью. Это было новым для него состоянием. Его жизнь вдруг стала только его жизнью и никого другого не касалась. А Иван привык получать предложения. Он привык, к тому, что у него, как у девушки на балу, все танцы расписаны наперед. Раньше умные и знающие ставили ему физические и математические проблемы, и он талантливо и нестандартно их решал. Его устраивало, что окружающий мир является ему в форме проблемы. Но его тяготило заниматься собой. Он не признавал, что сам для себя является проблемой.