– Сегодня в Домодедово был теракт.
– Да, я слышала в новостях. Это ужасно.
Она внимательно смотрела на него.
Слышно было, как ванна наполняется водой.
Тоскливое: «А ее уже нет!» не выходило из головы.
– Погибло много людей.
Жена напряженно ждала продолжения.
И, как гром среди ясного неба: – Среди погибших мать моего сына.
Как!!!
Она охнула, закрыла лицо руками, молча ушла в свою комнату.
Там было тихо. Эта тишина нескончаемо давила на него, но он не смел зайти к жене. Ушел в кабинет, где, не раздеваясь и не двигаясь, просидел несколько часов.
Ванна давно наполнилась. Хорошо, что сын, припозднившийся со свидания, успел закрыть кран. Заметил про себя – «Стареют родители!», ушел к себе.
В кабинет вошла жена, и осипшим голосом, не глядя ему в глаза, спросила: – Сколько же лет твоему сыну?
– Три.
Она вспомнила ту девушку в белом у Колоннады в Карловых Варах.
Так это она!.. А вслух спросила: – У него есть другой отец?
– Нет. Я у него один. Мой сын-француз.
Больное сердце Марии Федоровны ухнуло в пятки, забилось мелкой дрожью. Остановилось. В этот миг она хотела умереть, чтобы не страдать так. Потом почувствовала, как кровь начала медленно и тяжело ударяться в сердце. «Надо жить» – решила она.
Обида сдавила горло, душила. Но потом появилось чувство жалости к нему и сострадания. «Надо помочь, успокоить».
Ее молчание отдавалось пронзающей болью в его груди. Он ждал приговора.
– И ты хотел бы… – он услышал ее удушливый шепот.
Она не успела договорить. Он прервал ее тихим, но твердо, прозвучавшим голосом.
– Да, очень… Если только сможешь простить меня.
Мария Федоровна тяжело вздохнула. Слез не было. Немигающим взгляд устремлен в пол. Еще больше вжалась в кресло. Тело срослось с ним. Ее как бы не существовало.
В голове пронеслось: он же ее любил. Она помнит, знает, как он любил ее – преданно и безоглядно.
В ее жизни с ним было так много хорошего, пережито так много тяжелого, связавшего их неразрывно и навсегда.
Беда, радость у них была всегда на двоих. Мария Федоровна не могла уничтожить эту любовь. Она любит его до сих пор. И должна разделить с ним его беду, его ношу. Да, это испытание. Но я должна найти силы принять его.
– Это мы решим вместе, – собравшись, тихо сказала она.
Петр Иванович услышал от жены, то, что очень ждал. На что надеялся.
Едва оправившись от постигшей утраты, он вылетел в Париж.
Там ему пришлось преодолеть много препятствий.
Он выдержал и это испытание. Представил суду веские доказательства своего отцовства.
Его признали отцом ребенка.
Мать Жозефины не возражала против приезда маленького Жан-Пьера в Москву. Возраст и здоровье не позволяли ей заниматься ребенком во Франции. Была уверена, что Петр Иванович с Жан-Пьером будут навещать ее.
Свой долг перед Жози он выполнил.
Когда в московском аэропорту приземлился самолет из Парижа, Петра Ивановича с Жан—Пьером встречала улыбающаяся, красивая женщина – его жена.
Мария Федоровна держала в руках большую игрушку. Мягкого, доброго мишку.
Ее большое, любящее сердце приняло Жан-Пьера.
Теперь она стала ему матерью.
Хозяйка судьбы
О дитя, я долго плакал над судьбой твоей…
Сергей Есенин
В то раннее и хмурое мартовское утро меня пробудил резкий телефонный звонок. «Кто это в такую рань?» – с тревогой подумала я, и быстро, с еще закрытыми глазами, вскочила с постели в попытке поскорее нащупать мобильник на тумбочке. На месте его не оказалось. Пришлось открыть глаза, и окончательно проснуться.
В предрассветных сумерках часы показывали начало шестого. Что-то случилось. Испуг покрыл меня испариной. Мобильник не утихал. Доносившийся из него голос Джо Дассена звучал уже трагически. Я отчаянно продолжала шарить под кроватью. Мобильник оказался в кармане халата.