Петра Ивановича поразили искаженное ужасом лицо, громадный рот, наполненные страхом глаза. Вдруг ощутил в себе необъяснимую тревогу, заполнившую его целиком, без остатка.

А Жози продолжала:

– Считают, что картина эта отражает не крик природы, и не тревогу самого Мунка, а ужас всего человечества. И это похоже на правду. Действительно, на полотне – знамение нашего кровавого века.

В душе у Петра Ивановича поселилось чувство необъяснимой тревоги и ужаса, не за человечество, а за него самого. Наваждение исчезло. Он вдруг словно бы очнулся от сна, и впервые задумался, что ждет их впереди – его, Жози, Жан-Пьера. Эта поездка в Осло, посещение музея, картины Мунка, словно высветили для него их будущее, такое неизвестное, призрачное, хрупкое. Все может оборваться и рухнуть, в один момент.

Жози почувствовала, какое сильное впечатление произвели на него полотна Мунка, и была довольна, что он разделяет ее интерес к экспрессионизму. А Петра Ивановича не покидали тревожные мысли о будущем. Ведь он стареет. Сможет ли вырастить Жана, защитить от бед и несчастий свою любимую женщину? Что ждет их, если с ним что-то случится? А как Мария Федоровна?

Жан-Пьеру – три года. Эту дату решили отметить приездом Жози в Москву. Он заказал ей гостиничный номер в центре города. Ее любимыми конфетами выложил на покрывале кровати: «Я тебя люблю». Накупил роз. На вечер – билеты в театр.

Петр Иванович, подъезжая к аэропорту Домодедово, находился в радостном предвкушении встречи. Уже знал, что ее самолет благополучно совершил посадку.

И вдруг, выходя из машины, неожиданно столкнулся с оцеплением. Бросилось в глаза, что вокруг много милиции, скорой помощи.

В здание аэропорта никого не пускают. Что—то случилось!..

Тревожно забилось сердце в предчувствии беды. Объяснений никто не дает. Слышатся предположения – одно страшнее другого.

Лишь через полчаса по громкой связи сообщили, что в зале прилета – теракт. Есть погибшие и раненые.

Мобильный телефон Жозефины упорно молчал. Петр Иванович вдруг ощутил острую режущую боль в сердце. Не сдвинуться с места.

Когда чуть отпустило, перезвонил.

Телефон Жози по-прежнему молчит. В голове одна ужасная мысль: «Неужели она? Навсегда???». Перед глазами всплыла картина Мунка, так поразившая его в Норвегии.

Он едва не кричал от боли, внутри металось и выло сердце. «Все. Конец! Не уберег, не защитил!»

Позже появилась первая информация о погибших. Он подошел к спискам, долго смотрел, перечитывал. Не сразу увидел фамилию Жози. Нет, ошибки не было. Стопудовая тяжесть раздавила его. Ничего не ощущал. Как робот, вернулся в машину, долго сидел в ней без единой мысли в голове. Потом вдруг проскочило: «А как же Жан? Его сын?». И тут он зарыдал. Так, как плачут мужчины от безысходности и отчаяния.

Только под утро вернулся домой. Прошел, не раздеваясь, в гостиную. Сел в кресло. Тупая боль в сердце не проходила.

Встревоженная жена, прождавшая его всю ночь, увидела почерневшее, постаревшее лицо Петра Ивановича.

– Что случилось? Почему не позвонил? Я так волновалась! Она ждала ответа.

Петр Иванович молчал.

Поняла, что ему очень плохо.

– Слава Богу, что живой. Сейчас примешь ванну, станет легче, – заботливо говорила она, пытаясь помочь ему. Было слышно, как с шумом полилась вода.

Из его головы не выходило: «А ее нет!».

Мария Федоровна молча вернулась в гостиную. Поняла: произошла какая-то трагедия. Расстался с любовницей? Спасительная мысль озарила ее.

Он, по-прежнему одетый, сидел в кресле.

– Петя, да что же случилось? – взволнованно спросила еще раз, и не сразу узнала его хриплый голос.