Она опять заплакала.
А мне вспомнилось строки стихотворения Алексея Чикина:
Чтобы отвлечь Нину от грустных мыслей, спросила:
– Я помню внучку вашу, Валю. Такая красивая, черноглазая, с распущенными волосами. Вежливая. Всегда здоровалась. Как она?
– Валя отдельно живет.
Нина грустно усмехнулась.
Сказала: – Замучила вас. Пойду к себе.
А дня через два рассказала и про внучку.
– Валя – наша радость и надежда. Жили для нее. Все для нее. Самое вкусненькое, самое питательное, только с рынка – ей. Первую ягодку – ей. Подросла, стали одевать красиво и модно. И сережечки, и колечки, и часики золотые. Денег не жалели. Я и на море ее возила, – с гордостью вспоминала Нина.
– Трудно было. На себе экономили. Очень Марина ее любила. Внучка пединститут окончила. Мы с дочерью радовались, скопили ей на однушку, подарили. И обстановку купили. Все как у людей, как надо.
– Да, много души вы в нее вложили. Не у каждой девушки своя квартира – сказала я, смолчав, что давно ее не видела.
– Валя, как переехала от нас, вскоре замуж вышла. Жених нам с Мариной понравился. Интеллигентный такой, и собой ничего, и спокойный, обходительный. Отец его развелся с матерью, уехал в Америку, а мать снова вышла замуж. Внешне ничего особенного, а вот смогла.
Нина вдруг замолчала. Лицо ее отчего-то вытянулось, брови поднялись, открыв глаза.
Повторила: – Да, мать его смогла замуж выйти. Судьба… У нее и бизнес свой. Ресторанный. Обещала передать его молодым. Порадовались мы с Мариной тогда за внучку. Свадьбу у жениха сыграли, в материнском ресторане, все как положено. Сватья на себя все траты взяла. Красивой была Валя в невестах. Жить бы им, да добра наживать…
И продолжила:
– Не оправдала она наших надежд, – опять затеребила свой поясок. Чувствовалось плохо скрываемое раздражение и недовольство.
– Воспитывали, как надо. Чуть ли не по книгам. А она захотела сразу богатой стать. Считала, что муж в семейном бизнесе зарабатывает мало, по выручке, а выручка поначалу была небольшой. Валя тоже работала, в школе, а учителям, сами знаете, платят мало. А подождала бы чуть, стали бы на ноги.
Нина резко отодвинула чашку с недопитым чаем, поморщилась, словно наступила на больное.
– Нет, норов свой показала. Это у нас, видно, родовое. Не могла и не хотела жить, как по течению плыть. Представляете, стала ему изменять. А чем кончилось? С мужем развелась, школу бросила. То одни курсы, то другие. Да все платные. Все мы с Мариной и оплачивали. А как вы думаете? Приходилось. И Валя работы меняла. Устроилась кассиром, а там обнаружилась недостача. Опять мы помогали. А она – всегда недовольная, требовательная. Все у нее виноваты, только не она, – махнула рукой с зажатым платочком, и неохотно закончила:
– Сменила трех мужей. Сейчас, говорит, нашла свое счастье, с каким-то гастарбайтером, азиатом, старшим братом ее предыдущего гражданского мужа. У нее от него – годовалый сын. Вот моя Марина и заболела от переживаний…
Она встала, прошлась по кухне.
– А я дачей лечусь. Там обо всем забываю. Пока работала, все отпуска проводила за городом.
Она опять горько заплакала.
– Когда выходила на пенсию, попросила дочь взять кредит. Она никогда ни в чем не могла мне отказать. Купили готовый дом, а тут эта неожиданная беда – ее болезнь, операция, и смерть. Теперь вот дом стоит, а Марины нет…
Всхлипнула.
– На что жить теперь буду, не знаю. На пенсию ведь не прожить. Экономлю сейчас на всем. Хорошо, удалось добиться погашения дочкиного кредита. Теперь еще нужно нанимать адвоката: хочу всю недвижимость оформить на себя, через суд. Уж очень боюсь, что внучка, с дури своей, тайком от меня продаст свою квартиру и дачу.