– А если дата вылета фальшивка? – Гока скрестил руки на мощной груди.

– Исключать нельзя. – Пожал плечами Самико-мин. – Но излишняя конспирация настораживает вдвойне.

Я посмотрел вверх, где тени скрывали потолок нашего сектора. Там, за толщей дисматерии и камня, я знал это точно, простиралась свобода.

Свобода, усеянная миллиардами звезд.

Свобода, отобранная у нас слишком давно.

Свобода, что осталась лишь пафосным словом на униформе погибающих где-то людей.

Я знал – в этой свободе колыхались осколки Империи, одинокие песчинки, что Хозяева стирали в пыль, стоило им отразить свет нашей надежды.

– Есть еще вариант. – Сказал я, не смея верить в это. Потому как, если это было бы правдой, это могло дать им шанс вырваться с Каморана. – Двигатель Аман-Хорста не при чем. Нечто другое пожирает аниму прямо из сакральников.

Мои давние товарищи, верные псы человечества, потянули за свои невидимые ошейники и переглянулись. А мое сердце забилось очень быстро, но не от испуга, как сегодня в каменной темнице, где я услышал голос – а от воодушевления.

– Работаем? – Спросил Гока, потирая руку об руку.

– Работаем. – Мин оправил свой воротник, пригладил волосы и взглянул на меня.

Я взвешивал риски, прогнозируя исходы, искал нужный маршрут среди ветвлений наших дальнейших действий и их последствий.

Но все «за» и «против» сгорали огнем в груди, когда я представлял, что смогу избавить мой народ от страданий не только во тьме тоннелей Каморана, но и везде куда дотянусь.

Мой мозг капитулировал пред велением сердца, а душа подхватила единственный правильный ответ и облекла его в слова.

– Работаем. – Подтвердил я и положил начало истории, что мне еще предстоит поведать.

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово это – Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества.

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова.

Н. Гумилев ©

Мы уже не помним тех времен, когда человечество было цветом и опорой обозримой ойкумены. Из нашей памяти давно стерлись любые намеки на достоверность знаний о том, кто был человек Времен Господства и почему эти времена носили столь громкое имя.

В нашем распоряжении остались отрывки легенд и артефакты из старых машин, крупицы данных, раскиданных по темному космосу.

Только эхо былого и жестокая реальность настоящего.

Стоит признаться, что отличался я от Каморанцев не только повышенным уровнем коэффициента интеллекта, но и рядом навыков, что я приобрел на своем бесславном пути сопротивленца.

Речь идет о подкупе, саботаже и внедрении – прекрасном наборе любого уважающего себя шпиона. Несмотря на статус рабов, наш род был вплетен в систему вполне органично, поэтому мы не только пресмыкались перед Хозяевами, но также пресмыкались перед себе подобными – что взяли на себя роль тюремщиков.

Оттуда и вытекал нехитрый вывод – людской неизводимый ничем эгоизм открывал лазейки для всякого предприимчивого, кто был готов скрашивать дерьмо жизни маленькими радостями.

Этим я и занимался в свободное от рабства время, доставал то что нужно одним, изыскивал то что нужно другим, оказывал услуги третьим. Не то, чтобы мне это было по душе – но я задался целью выстроить систему вокруг себя.

“Ради чего?” – мог бы спросить меня кто-то.

А я бы ответил, что как оказалось – именно ради этого момента.

– Эй, чего столбом стоишь? – Орал мне Гока, на котором форма портового грузчика смотрелась невероятно уместно. – Три шкуры драть тебя налево, все за вас думать надо??

Перекричать оглушительный звук Ворчливого Сота было нелегко, но легкие у Гока были что надо. Я взглянул на хаос, что мы учинили, отдал честь и ринулся бежать в сторону технического шлюза застывшего надо мной корабля.