В эту комнату с трудом можно было протиснуться и это устраивало хозяина дома. – Нечего сюда заглядывать, – смеялся он, когда Ева жаловалась на хаос и невообразимые завалы у мужа. Зато у нее самой в спальне и в гостиной все было иначе. Здесь царили красота и уют.

– Ну, наконец-то я дома, – Артем расположился в любимом кресле. Откинувшись на спинку кожаного кресла, он мгновенно задремал в то время как Ева поспешила к компьютеру, чтобы пообщаться с дочкой по скайпу. С Машей общались вполголоса:

– Да… все в порядке… долетели хорошо… вот только не могу уложить в голове историю с исчезнувшими марками… – она с тревогой вслушивалась в наушники:

– Я не удивлюсь, мама, если это его очередные фокусы, – говорила Маша. – Наверняка ты оторвала от него эти марки для подарка внуку. И он выкинул такой фортель…

Дочка рассказывала матери о странностях, которые она раньше не замечала у отца:

– Он часами сидел в гостевой комнате, в неподвижной позе. Перед выходом в город задолго до назначенного времени, ждал перед дверью переодетый и готовый к выходу. Папа очень изменился! Может, стоит обратиться к врачу? – тревожилась Маша.

В конце разговора Ева заверила дочку, что подумает над ее словами и выключила связь. Она окинула долгим взглядом задремавшего в кресле мужа, а в голове теснились тревожные мысли. Она, также как и Маша, давно стала замечать странности в поведении мужа. Но почему-то старалась не придавать этому особого значения.

Его постоянную забывчивость она приписывала возрастным особенностям. А может, она избегала думать на эту тему из страха перед неизбежным… перед той самой пропастью, которая изображена на одной из ее последних работ под названием «Неизбежность». Если ее муж – постоянный «кладезь ума», ироничный, талантливый во всем, за которым она шла всю их совместную жизнь и старалась равняться на его талант, ум, на его безграничную духовность – если он поколебался, пошатнулся, споткнулся о неизбежность старости, то о чем ей самой думать в таком случае?…

Все последующие дни события развивались так, как и предсказывала Маша. Проходя мимо его комнаты, Ева с болью в сердце замечала мужа сидящим подолгу в застывшей позе перед мольбертом и беспорядочно сверлящим кистью холст. Или… она находила его застывшим в неподвижной позе на кровати, уставившимся в одну точку.

Ева выводила его из такого состояния, зазывая на кухню, или в гостиную.

– Может почитаешь, – предлагала она ему. – У тебя столько непрочитанных книг. Помнишь, ты говорил мне, когда скупал их у букинистов: «Здесь столько интересного… вот когда я постарею, то ни одну книжку не оставлю непрочитанной…»

– Нет, не сейчас, – обреченно махал он рукой. – Кстати, ты не поможешь мне набрать вот этот номер телефона? У меня в последнее время никак не получается…

Ева поняла, что он не в состоянии набирать номер на диске телефонного аппарата. И писать он затруднялся. Часами тшетно изучал свои собственные холсты… пытался записать что-то в записной книжке. Часто интересовался о дне недели и времени суток, которые постоянно путал…

– Доброе утро, – приветствовал он жену по вечерам на кухне.

Она находила на столе бумажки, на которых он пытался нацарапать авторучкой день месяц и год.

– Какой сегодня день недели? А месяц? А который сейчас час?

– Восемь часов.

– Утра или вечера?

А когда она нашла изрезанные ножницами листки со своими записями, она поняла, что надо обратиться к помощи врача.

– Что это?

– Не знаю. Так получилось. Я не хотел.

– Может, поедем в поликлинику? – осторожно спросила она у мужа.

– Да, наверное… – согласился он.

Через несколько дней надо было сдавать анализы. Ева договорилась с Артемом, что с утра пораньше она разбудит его, и они вместе поедут в поликлинику. Но когда она встала со звонком будильника, то мужа уже не было дома. Встревоженная Ева бросилась искать его по квартире. Тщетно. Артем умчался без нее. Домой он вернулся растерянный. Таким потерянным она его никогда не видела.