– Что-нибудь делается?– Серый вновь обернулся к пилоту.

– Ввели дополнительные войска, оцепили город. Там, где можно, людей эвакуируют, но паника есть паника.

– Что в департаменте?

– Цитаделька на осадном положении. Вокруг такая же толчея, может пореже, но почему-то вооруженная.

– Вооруженная?

– Люди обезумели, и кто-то позаботился, чтобы у них в этот момент оказалось оружие. В здании пожар, есть убитые, персонал эвакуируют.

– А куда мы тогда направляемся?

– Временный штаб Департамента на окраине, в городке полицейского госпиталя. Туда вывозят всех чиновников, а периметр квартала охраняют армейские, тяжелая пехота. Сейчас они там строят заграждения и баррикады.

Серый многозначительно присвистнул и откинулся в кресле. События приобретали неожиданный поворот.

– Ты представляешь…– повернулся он к Ольге, но замолк на полуслове, потому что женщина спала.

Ее лицо было мокрым от слез, но дыхание стало глубоким и ровным. Полицейский не посмел тревожить ее сон.

* * * * *

Город стонал.

Эйфория первых часов беспорядка сменилась к вечеру размеренной анархией.

Любая общность людей подчиняется законам или своду каких-либо правил, регулирующих отношения. Даже два человека, объединенные силой обстоятельств в маленькое сообщество, неизбежно установят порядок в отношениях, основанный на принципах демократии, диктатуры или любой иной системы. Модель отношений может быть совсем примитивной или очень изощренной, но она будет всегда, и всегда будет соответствовать духу времени и ожиданиям большинства.

С момента, как полиция самоустранилась с улиц, не будучи в состоянии поддерживать порядок, блюстителями которого они были, образовавшуюся пустоту заполнил новый закон улиц. Новорожденный развивался от самых азов юриспруденции, позаимствованных еще у природы, и действовал по принципу «сильнейший всегда прав». Этот закон быстро эволюционировал, сосредоточив власть в руках наиболее простых и жестких лидеров.

Когда полиция, наконец, достроила баррикады периметра, отгородившего ее от остальных горожан, у нее возникло желание вернуться на улицы. Но улицы уже оказались занятыми, а действующий там порядок был установлен прочно и агрессивно защищал свои устои. Уличные банды, выражая общее негодование действиями власть предержащих и перекладывая груз ответственности именно на их ухоженные шеи, стали не только глашатаями воли большинства, но и ее новыми блюстителями. Они встретили вооруженным сопротивлением отряды легионеров, бросившихся восстанавливать старый уклад, столь неуместный в сильно потрепанном городе. И не удивительно, что застрявшие в городе патрули легионеров были разоружены или уничтожены, а более крупные соединения правоохранителей вытеснены на окраины города или под прикрытие периметра.

События в таких случаях разворачиваются стихийно, но в одном направлении. Погромы и грабежи быстро прекратились, а на фонарных столбах взвились знаменами новой свободы висельники-мародеры: демонстративные внесудебные казни всегда пользовались популярностью в народе, нашедшим новый путь в собственное будущее, которое спешило любыми способами избавиться от скверны прошлого.

Жизнь возрождалась.

Еще не все жертвы были кремированы, не все пожарища были потушены, а город уже вставал из пепелища.

Это был другой город, неузнаваемо изменившийся.

* * * * *

Получив сносную медицинскую помощь и передышку, эксперты включились в общую суету. Работа в периметре кипела: прямо на глазах возводились временные сооружения, протягивались коммуникации, организовывалась помощь пострадавшим. Захваченные общим азартом они надолго растворились среди снующих людей, подчиняясь волевым приказам, которые иногда противоречили друг другу и себе. Но в царившем вокруг воодушевлении это было неважно.