***

Я был человеческим детёнышем и жил в лесу как пёс. Я рос и крепчал рядом с моими братьями и сёстрами, что жадно жевали хлеб, найденный на помойке. Я боялся этого мира. Мира людей, мира зверей – потому что был мал и немощен. Да, я уже отлично бегал, быстрый как лань уносил свои ноги от опасности, что иногда подстерегала меня в лесу. Пока я был мал: выглядел словно щенок – лес принимал меня за пса. Но чем дальше я рос и крепчал, становясь похожим на человека. И одевая его одежды, лес начинал отворачиваться от меня и все меньше со мной говорил. Лишь псы, держа своё слово верности и присягнув принять нас, как собственных детей, не презирали человеческих детёнышей. Мы росли в лесу и питались его плодами, а он всё дальше уводил нас в чащу и готовил нам смертельную западню. Я не помню как оказался в болоте. Я шёл по траве, шагая меж деревьев и ища чем полакомится. Как вдруг провалился под кочку и увяз в грязи. По началу мне было смешно и я хотел показать это место своим братьям, что бы мы купались здесь. Но попытки выбраться обратно, лишь увенчались моим окончательным пленом в этой жижи. Я застрял в болоте по шею и оно забирало мои силы медленно. Будто высасывая с меня жизнь, оно топила моё тело и  ждало часа когда я помру. Я шептал траве, но она не отвечала. Я умолял ветер, но он оставался немым. Лишь случайно проходивший олень, завидев что я помираю, заговорил со мной на своём языке. И заслышав мою жалобную просьбу о помощи, наклонил свои рога. Так я не умер. Так я остался жить и бредя, с ног до головы обмазанный грязью, возвращался домой. Тогда и понял, что хоть я и пёс, но я все же –  человек. И чем дальше я буду взрослеть, тем больше моя человеческая натура станет раздражать лес и его жителей. Что мне было делать? Бежать? Куда?

***

Я стоял босиком на снегу и топтал в нем следы. Трава, что пожухла, навеки теряя свои голоса, была теперь новой силой, что снова заставит землю родить. Я топтал следы на заледеневших сугробах, а щенки проснулись от холода. Они закричали и мать их тут же примчалась кормить малышей. Я стоял и смотрел, как запорошённые снегом сухие листья, пучками свисали, словно редкие клоки шерсти на теле собаки. Я мёрз, но не смел тревожить Фрейлу, ведь она только легла прикорнуть и уже сопела глубоким собачьим сном. Чуть поодаль, за деревьями лежали другие псы. И мои человекообразные братья и сестры укрывали их от холода своими камзолами. Мы жили в мире и делили хлеб поровну. Мы вместе терпели холод и зной. Мы стали их детьми, а они нарекли нас сынами. Мы назвали их щенков своими племянниками и племянницами. И они доверяли нам свои жизни. Собаки не такие, как другие звери. Они хоть и ненавидят людей, все же готовы принять и воспитать их младенцев, сделав своей стаей. Я знаю что титул наследника престола будет преследовать меня до конца моих дней. И хотя я никогда не займу место Императора, ведь предначертано оно для Боса, Апостола или Князя. Я все же, всегда буду царским сыном. Пусть и приёмным. Это честь для меня! И если другие звери стали относится к нам с призрением, а лес хочет нас изничтожить – то псы никогда! Мы навеки их славные любимые щенки.

Я копался в груде мусора. Ветерок развивал мои локоны, а солнышко пригревало так, будто пыталось меня усыпить. То и дело, присевши на корточки и задумавшись, я клевал носом и лишь омерзительный запах гнили, что сочилась из под каждого камня, не давала мне уснуть окончательно. Дюшес и Земира рылись рядом, в поисках плесневого хлеба и кажется что-то нашли. Но не сумев честно разделить добычу поровну, начали драться у всех на виду. Да, на свалке кроме нас было море народу: собак и детей гуманоидов. Они с интересом наблюдали за драками и всегда были не прочь полаять в поддержку оппонентов. Так веселились мы с тех пор, как перебрались из глубины леса обратно к чертогам города. С тех пор, как лес перестал укрывать нас от людей, ведь и нас он считал людьми. Да и к собакам он теперь относился иначе, будто те боязливые прихвостни, которые только и ждут, что бы люди снова их приручили. И хотя Том остался в чащах, как и другие собаки: отстаивать свою принадлежность к дикой природе. Нас и Диких Псов, а так же Верхушек Хвостов, вместе с лазутчиками: поселили на опушке, что разрослась прямо на городской свалке, отбирая хороший кусок земли у людей. Мне было уже девять и я мог хорошо говорить и по человечьи, и по собачьи. Улавливал запахи и звуки за несколько миль, а разглядеть мог не хуже орла, поэтому без труда обнаружил, что в наших краях у свалки зачастили лесорубы. Дикие псы гнали их прочь, но те не давали нам покоя. Копаясь в мусоре, я то и дело вспоминал те дни, когда мы жили в гармонии с природой и она укрывала нас от невзгод.  Всегда прятала в своих ветках или траве. Но с тех пор прошло немало дней и Земля, помогающая мне когда-то ходить, больше не бубнила, а лишь тишиною отзывалась от недр. Приникши ухом, я мог за много миль услышать приближение чьих либо шагов, что очень помогало нам. Но вместе с тем, я безумно скучал по своему детству, когда ещё был способен различать миллионы голосов природы. Мы повзрослели так быстро и наши непокрытые шерстью тела, прикрывала краденная одежда, напоминающая лесу лишь о горе, что наживёт она,  оставив нас в своём доме. А мы не злились на него. Мы оставили чащу для разъярённых медведей и диких косуль, что бы те не боялись родить детей.