МЫШЬ: я могла бы сегодня пропустить…

Палец застыл над кнопкой «отправить». Хвост? Прием? Ты там как? Уже готов вырывать позвоночник? Мышь сейчас будет кататься по полу и выть, да? Но он не двигался. Не понял еще, что ли?

МЫШЬ: Допами больше, допами меньше…

Их не было и вчера. И позавчера. А каждый пропущенный день – одна неразобранная тема и десяток вопросов, которые уже нельзя будет задать вечно занятой Классуке. Сколько дополнительных нужно пропустить, чтобы скатиться до уровня Давалки?

МЫШЬ: Я и в Норе могу поучить.

Она буквально рыла себе могилу.

Тогда откуда это странное чувство облегчения?

ЯН: Было бы супер!) Прогуляемся по Пустырю, посмотрим на шприцы и бутылки!))

МЫШЬ: ахаха, да.

Откуда это чувство облегчения, будто впервые за долгое время Мышь вынырнула из воды?

– Кто такой Ян?

– А?

Красные глаза Подружки сверлили их переписку.

– Я его знаю?

– Вряд ли.

– Покажи фотку.

– Ты его не знаешь, – Мышь поспешно выключила экран, даже рукой его прикрыла, оберегая… ладно, действительно оберегая дорогое, – он не местный. Просто друг.

Подруга все равно не поймет.

– У тебя есть друзья, кроме меня? Шикарно живешь.

Мышь замерла, прислушалась к ощущениям. Она никогда не понимала, как хвост реагирует на подобные реплики Подружки – не поняла и сейчас.

– Внимание, класс, всем внимание! – причесанная, приглаженная, прилизанная Ботанка всегда выглядела так, будто до сих пор не окончила первый класс. Она носила юбки, на праздники заплетала белые банты, рычала на тех, кто хамит преподам, и в принципе вела себя так, будто с детства поставила цель получить золотую медаль любой ценой, – Сдаем тетради! Все сдаем тетради!

Она двинулась мимо рядов, растолкала спящего Алкаша, наехала на Мажора. Мышь с тоской взглянула на пустой лист – а ведь там должна была быть ее домашка. Чистенькая, красивенькая, оформленная, а не это одинокое «Домашняя работа».

– И че Классуке приспичило? – Мажор раскачивался на стуле, и как же, Господи, как же Мышь завидовала этой его…

– Оценки надо выставлять. Требуют.

– Ну, я тогда в тетрадь пятьсотку суну, того гляди и год на отлично закончу?

Давалка послушно загоготала над его шуткой.

– Или Мышь даст скатать, а?

– Она будет выставлять оценки по сегодняшней домашке? – Мышь его почти не слышала. Она пялилась в пустую тетрадь и не верила. Просто не верила. Ведь не проказы это судьбы – Мышь не верила, что она в этом мире значит хоть что-то, не верила, что судьбе до нее есть дело, но просто… это же… да ладно, ну она же делала каждое задание, КАЖДОЕ ЧЕРТОВО ЗАДАНИЕ на протяжение всего года! Но до них Классуке дела не было! Так почему именно это, последнее, определит ее оценку?!

Ботанка дошла до их парты и нависла над сопящей Подружкой. Она даже не пыталась разбудить прогульщицу, нет. Ее взгляд вперился в Мышь, ввинтился, будто они конкуренты, будто она собирается упиваться… Мышь дернулась, когда по парте скользнул кончик хвоста – надо было завязать его туже, тупая ты идиотка, смотри теперь, как он ползает, как извивается, будто скользкий чешуйчатый червь. О, что это, тупица? Рвотный позыв?

Подлиза попыталась забрать ее тетрадь, но Мышь вцепилась в тонкие листы, смяла их, чувствуя, что дышать нечем, что легкие полыхают в огне, лишенные кислорода. Она не могла бы разжать пальцы сейчас, даже если бы хотела, потому что гадкий, скользкий острый хвост обвился вокруг них – о, о-о-о, как это грубо, как нелепо, если кто-нибудь увидит, ей вовек не отмыться, ее раздавят, ее уничтожат…

Ботанка брезгливо отпустила тетрадь (брезгливо, брезгливо, она презирает Мышь!) и ушла к учительскому столу, водрузив на него стопку тетрадей, идеально ровно, край к краю. Мышь положила обе руки на парту, пытаясь успокоиться, пытаясь дышать без хрипов, но чувствуя уже, как кончик касается губ, проникает в рот… ножом бы тебя рубануть, да Мышь уже сто раз пыталась!