– А объяснить можешь?

– В смысле?

– Ну, ты же хорошо биологию знаешь. Постоянно у доски отвечаешь.

– Когда спрашивают.

– Когда спрашивают… а для меня все эти… большая «Б», маленькая «Б», буквы все эти… как на литре. Ваще мрак.

Мышь вздохнула.

– Это генетика. Девятый класс. Мы давно другое проходим.

– Знаю. Просто это… я ваще не врубаюсь. Это же основы, да?

– Как посмотреть. Генетику из программы убрать хотят.

– Но она же будет на Экзамене?

Мышь отложила ручку и взглянула на сокамерницу. Давалка смотрела в сторону, кривила нарисованные губы, глазищами сверкала из-под накладных ресниц. При ярком электрическом свете было видно, что тоналка у нее на тон темнее кожи, будто Давалка загорела лицом. В феврале. Облепленный наклейками телефон замигал, зазвонил, но девушка сбросила трубку и обратила требовательный взгляд на Мышь. А может и не требовательный, может… хвост заелозил под шарфом, и чешуя впилась в спину.

– Чего тебе объяснить?

– Да всё. Типа… почему тут большая, а тут маленькая?

– Рецессивный ген.

– Кто?

– Ты… – издеваешься? Развлекаешься, пока нет Мажора? Почему именно Мышь? Почему сегодня? – записывать будешь?

– Ага! – она схватила со своей парты абсолютно чистую тетрадь, открыла на первом листе – да ладно… всё это выглядело, как игра, как издевательство, и… он сказал делать те вещи, которым хвост не будет сопротивляться. Помогать или нет – как им будет лучше? Будто впервые этот вопрос возник в ее голове, и потому ответ найти оказалось сложнее, чем ожидалось. Мышь смотрела, как Давалка тщательно вырисовывает в заголовке «БИОЛОГИЯ. ГИНЕТИКА», как оформляет его цветочками, веточками, сердечками – и думала. Чего ты, гад, хочешь? Подыграть этому издевательству? Поверить, что впервые за одиннадцать лет Давалку заинтересовало что-то, кроме пива в подъезде и перепиха за гаражами? И даже если так, разве сможет Мышь вбить в тупую головку то, что не смогла за столько лет Биосука?

Давалка поставила цифру «1», обвела ее в ровный кружочек и приготовилась писать. Ее, кажется, даже не интересовало, что Ботанка косится на их парочку с недоумением.

Будто она правда просила помощи.

Мышь попыхтела еще с минуту, думая, как оформить мысль максимально просто.

– Так. Ну, смотри. У твоей матери какие глаза?

– Голубые.

– А у отца?

– Карие.

– Поэтому у тебя они тоже карие.

Давалка ахнула – ой, Господи, сколько неприкрытого восторга пятилетки. Но глаза у нее правда были красивые, темные и глубокие, этого не могли скрыть даже искусственные ресницы и жирная подводка. Мышь хотела бы такие. Хотела бы уметь моргать так же невинно и растерянно:

– А почему так?

– Потому что это доминантный ген.

Оба слоя алых губ распахнулись. Давалка кинулась записывать ее слова. Мышь недоверчиво следила за ней. Хвост замер. Тоже недоверчиво. Для них это была новая ситуация, и оба не знали, как себя вести. Они так привыкли к определенному распорядку, что Мышь почти всегда знала, как отреагирует хвост, а тот, в свою очередь, знал, как реагировать. Теперь оба были в замешательстве.

– И волосы у меня из-за этого гена светлые?

– Я думала, ты красишься?

– Нет! Это настоящий. У папы тоже светлые, и у сестры тоже…

Мышь закусила губу. Ну ладно. Хуже уже она не сделает, верно? Невозможно испортить то, чего не существует. Она подвинула тетрадь Давалки к себе и начала писать, объясняя, карандашом делая пометки, чтобы потом сокамерница могла всё переписать сама и красиво оформить… раз уж ей это так нравится. Давалка слушала внимательно, часто переспрашивала, уточняла мелочи, задавала глупые вопросы, и Мышь отвечала настолько подробно, насколько понимала сама. А когда Давалка отвлекалась на конспектирование, прислушивалась к хвосту. О, его чувства были очевидны. Он понятия не имел, как потом за всё это мстить. В происходящем не было ничего, что могло бы навредить Мыши. Она и так всеизвестная душнила и зануда. Не будет у этого маленького урока биологии последствий, а значит, у хвоста не будет причин припоминать ей об этом и душить перед сном, упиваясь слезами и паникой.