По истечении трёх минут, от воды начал подыматься парок, а на стенках кастрюли собралось много мелких пузырьков и я выключил газ, потому что у меня были чёткие инструкции по приготовлению варёных яиц.

( … поговорку про то, что «первый блин получается комом», можно смело дополнить, что «первое яйцо жидчее всмятошного»… )

Участники военной игры пришли, в основном, в спортивной форме и никому почему-то не хотелось зайти в здание школы; так все и толпились во дворе среди своих возрастных групп.

В моей все оценили до чего плотно пришиты на мне погоны.

Ну, просто никак не ухватишь, тогда как у некоторых они лишь примётаны парой стежков с двух концов, да ещё и оттопыриваются мостиком – тут и мизинцем оторвёшь.

И вдруг мальчик из параллельного класса – ни с того, ни с сего – налетел на меня, повалил на землю и в клочья разодрал мои погоны.

( … драться я не умел, да и теперь не умею, скорее всего, обозвал его за это «дураком», а потом ушёл в лес – обратно домой…)

В лесу я снял курточку; от погонов оставалась только узкая бумажная рамочка под окантовкой из плотных стежков чёрной ниткой.

Я выщипал бумажные обрывки и рассеял по опавшей осенней листве.

Может даже всплакнул от обиды, что меня так не по правилам и преждевременно убили, не дожидаясь начала военных действий, а ведь я мечтал взять в плен штаб противника…

Иногда на уроках в школе я рисовал схемы своего тайного жилья-убежища.

Конечно, оно находилось в пещере внутри непробиваемой скалы, как у тех людей заброшенных на «Таинственный остров» у Жюль Верна.

Но в мою пещеру зайти можно было лишь по подземному ходу, что начинался далеко от скалы, среди густого леса.

А в самой пещере имелся ещё и ход наверх, в пещеру поменьше, где были узкие расселины-бойницы, чтобы посматривать что там вокруг делается.

Обратный конец карандаша, которым я делал эти рисунки, украшала резная маска наподобие каменных идолов с острова Пасхи.

Такую резьбу на карандаше я тоже научился в делать школе.

Ничего сложного, просто нужно опасное лезвие для бритья; отступив на сантиметр от конца, делаешь поперечный надрез, от краёв которого стёсываешь два продольных углубления до окончания карандаша, образуя прямой нос, теперь, отступив ещё чуть-чуть, делаешь широкий срез к основанию носа; засечка поперёк среза становится ртом, а короткие прорези в продольных углублениях вдоль носа – по одной на каждое – прижмуренные глаза.

Идол с острова Пасхи – готов, но поосторожней с опасным лезвием, больно уж оно острое и может порезать пальцы; таких лезвий много в папиной бритвенной коробочке в ванной.

Маленькая такая синяя коробочка с надписью «Нева», а на ней чёрный кораблик парусник; и каждое лезвие-бритва в отдельном конвертике с точно такими же надписью и рисунком…

В начале зимы у меня почему-то стала отшелушиваться кожа на кистях рук: в каком-нибудь месте взбугриться, потянешь и – снимается целый клочок.

Я никому не рассказывал и за пару дней снял с них всю, как перчатки, а внизу оказалась новая.

( … не знаю какое есть научное объяснение такому явлению, но по-моему всё из-за книги, которую я видел на полках в библиотеке части.

Книга называлась «Человек меняет кожу», читать я её не брал – название чем-то оттолкнуло, но, вместе с тем, и запомнилось, чтоб впечатлительный ребёнок на собственной шкуре проверил возможность такой смены…)

У меня всегда были две ахиллесовых пяты: наивность и впечатлительность.

Однажды меня настолько впечатлила песня на пластинке в 33 оборота, что я решил переписать её слова, хотя она исполнялась на иностранном языке.

К сожалению, дальше начальной строки дело не пошло, да и та осталась под вопросом: ставишь пластинку и певец поёт «эссо лацмадэри!», а при следующем прослушивании уже – «эссо дазмадери!», но ведь так не бывает, чтобы пластинка сама по себе меняла слова; вот и остался проект незавершённым.