Даша скривилась, как от столовой ложки рыбьего жира.

– Охренеть. Только вот бабушкой меня еще не называли. И я не ругаюсь, вот еще, не выдумывай, я просто в шоке, вот и все. В каком инкубаторе тебя вырастили, а, цыпленок?

– Я из Лосево.

– Оно и видно. Ладно, пофиг, не моя забота. Макс, когда там эти гребаные мушкетеры выступать собираются, полчаса назад должны были выйти!

Бармен, наверняка прислушивающийся к беседе, лукаво подмигнул:

– Да как бы уже. Глядите-ка, какие красотки!

Под ритмичную напряженную музыку из глубины небольшой сцены, окутанной клубами дыма, вышли трое в плащах и низко надвинутых на глаза шляпах. В руках парни ловко крутили раскрытые зонты, создавая иллюзию того, что у них в руках не скучные предметы обихода, а опасное оружие. Внезапно пространство вокруг меня пришло в движение и завизжало. Даша, резко отставив свой бокал на стойку, дернула меня за собой:

– Живей, нужно подобраться поближе.

Расталкивая дрожащую толпу локтями и плечами, как маленький напористый танк, она протащила меня к самому краю сцены и восторженно прокричала мне в ухо:

– Та самая сцена из «Супер Майка» … Всегда было интересно, как оно, посмотреть на них по-настоящему.

Я не поняла, о чем она, но переспросить что-то в этом гаме казалось просто нереальным, и я просто сосредоточилась на выступлении. До переезда в город я занималась танцами, у нас в доме культуры была секция народников, известная во всей области, которую я посещала с четырех лет. Номер, разворачивающийся на моих глазах, был грамотно и толково составлен, чувствовалась рука талантливого хореографа: танцоры двигались синхронно, слаженно и грациозно, завораживая взгляды зрителей. Я смотрела во все глаза, запоминая каждое движение, чтобы потом пересказать бабушке, как вдруг в одно мгновение парни сбросили плащи и, рванув жилетки на груди, оголили грудь.

Я взвизгнула.

Стриптиз!

Никакой это не концерт! Таня притащила меня на стриптиз!

Зажмурившись от ужаса, я как будто вся съежилась, стараясь не видеть и не слышать, но хриплый, густой голос певицы въедался под кожу, уговаривая, соблазняя приоткрыть веки, хоть украдкой, но подсмотреть на происходящее. Я вдохнула и раскрыла глаза, мгновенно уткнувшись в мужской пах, бесстыдно трясущийся прямо перед моим лицом. Закусив щеку изнутри, чтобы не запищать, как стыдливая монахиня, я подняла голову и ахнула. Артем! Милый парень, который был так добр ко мне, что провел мимо охраны, оказался стриптизером и, увидев, что я признала его, подмигнул мне, кривя губы в бесовской полуулыбке. Он раскрыл объятия мне навстречу, приглашая. Я испуганно сделала шаг назад, мотая головой –нет, нет – но плотная толпа пружинила как желе и меня буквально выкинуло в сильные руки. Он подхватил меня под дикий девчачий визг и поднял на сцену, закружил вокруг себя, откинул назад через бедро – мышечная память тела реагировала правильно, помимо моей воли позволяя партнеру вести себя в этом противоестественном подобии танца, но голова выключилась полностью, превратившись в гладкий замерзший каток. Я отстраненно увидела справа от себя Дашу, которую сжимал в страстных объятиях второй танцор, парень слева же вытащил из толпы Марину – весьма довольную, и мы кружились в танце неизвестного дьявольского режиссера как послушные марионетки, будоража публику, разжигая кровь ночного клуба. Я не видела глаз Артема, не знала выражения его лица, не понимала, почему он так поступил. Зрение и мозг не воспринимали информацию извне, лишь кончики пальцев ощущали гладкость и крепость мышц, губы пропитывались запахом соленой кожи и бархатной герани, талия немела от стального захвата, со стороны наверняка кажущегося изящным, низ живота нервно выкручивало. Когда я уже смирилась, что этот танец никогда не закончится и я вечно буду кружиться и падать, и вытягиваться в струнку, и изгибаться, подвластная искусным рукам кукловода, песня простонала «It's Raining Men» и оборвалась, и вот я уже стою на дрожащих ногах, ослепленная, оглушенная, сгорающая тот стыда и волнения. Мягкий шепот у моего уха «не обижайся, синеглазка», но я уже не слушаю – почувствовав землю под ногами, соскакиваю со сцены, и бегу, бегу из этого места, быстрей, домой, прочь, не чувствуя, что в который раз за недолгий вечер лицо заливают горючие слезы.