– Красиво. Мы для чего сюда пришли? – уточнил Джек.

– Ради красоты. Для чего ещё жить. Но чтобы её увидеть сполна, надо прозреть.

– А вы прозрели?

– Когда понял, что могу смотреть не только из своих глаз, но и откуда угодно – вот тогда я прозрел.

Не похоже, что он прозрел. Понимать сказанные слова – делать пудинг из мозга. Достаточно было ощутить дзен этой фразы.

– Здесь всегда так красиво, – расчувствовался Иосиф. – Когда видишь всю эту красоту, понимаешь, что лучший мир, звенящий счастьем и разумностью, возродится. И в этот раз – на века. Здесь, пожалуй, открывается самый живописный вид в городе. Снизу не так хорошо видны краски крыш, и поэтому не такой баланс цветов, что ли. А отсюда – просто идеально. И какая геометрия линий!

Джек не сильно разбирался в этом, но его впечатляло. Иосиф продолжил:

– Знаешь, в чём духовный идиотизм? В том, что использованные вещи не рассоздаются снова на безвредные частицы, из которых они были сделаны. Вместо этого вещи выбрасываются целиком. Люди умеют создавать, но не умеют рассоздавать. И как ни обходи потом брошенную вещь, но забытый на дне корабль своей мачтой может однажды поцарапать чьё-то днище. Так и с невидимыми, нематериальными вещами – со страданиями: если они есть, значит надо их рассмотреть и рассоздать. Убегать от них бессмысленно, догонят. У молекулы вещества есть формула. А у страданий есть забытые решения. И надо внимательно заглянуть туда лупой, а не избегать. Чтобы почистить трубу – придётся надышаться сажей.

– Впервые мне не хотелось закрыть вам рот. Тогда пойдёмте рассоздавать страдания через страдания.

– Ну, можно и так выразиться, но это не совсем точно. Страдать – не цель. Цель – рассоздать страдания.

– Хотите сказать, что надо быть закованным в эту чёртову доску, и тогда достигнешь просветления?

– Я пока не знаю. Должен признаться, мой метод – полное дерьмо. Я думал, что понял, как избавить людей от страданий. А оказалось, что ни черта не понял. Понимаешь? Я экспериментирую. Извини, что не сказал сразу. Но ты приблизишься к просветлению, это точно. А сейчас я продолжу урок до конца, чтобы мы не были похожи на двух болванов.

– Да. Точно. Так мы будем похожи на одного болвана, – сказал Джек.

– Один из нас будет похож на болвана.

– Точно. Один из нас.

Иосиф косо посмотрел на Джека.

Правду про эксперимент было слышать неприятно, но, с другой стороны, теперь Иосиф пел не фальшиво. Он сказал, что Джек больше никогда в жизни не вернётся в театральный подвал и положил ключ от двери ему в куртку как сувенир. Джек успокоился, что сумка останется в безопасности.

На театральной площади стоял памятник старому забытому политику. Его временно сняли для реставрации. Ну и Иосиф, пользуясь связями, договорился сделать на этом пустующем пьедестале экзотическое зрелище. Это, конечно, будет не казнь, но что-то похожее. Джека он поставит на пьедестал, и все две недели тот должен будет простоять на нём и орать изречения из Библии на всю округу, как сумасшедший.

Такая экзотическая причуда, издевательство над пресностью современных театральных перформансов. Ещё это послужит яркой рекламой предстоящей премьере спектакля – его Иосиф уже почти поставил в предыдущем сезоне. Осталось вспомнить, подсобрать и сгладить технически. Он был чрезвычайно горд, что трёхсотый сезон театра откроется его спектаклем. Теперь из-за сжатых сроков предстояла плотная работа. Иосиф провёл Джека по лестнице внутри театра под ручку, как отец невесты. И наконец они вышли на театральную площадь. Звёзд в небе становилось больше. На пьедестале был закреплён позорный столб. Это было массивное грубое бревно. На нём в виде отшлифованных сучьев торчали глаза. Да, эта мачта повидала всё. И ещё повидает. С художественной точки зрения плаха может восхищать и даже вдохновлять. Как и гробницы – они восхищают гораздо больше, чем живой человек. Это весьма привлекательный аспект психологии. И Иосиф торжественно повёл Джека к этому пьедесталу. Его подножие окружала лестница из восьми ступеней. Это добавляло пафоса. Каким нужно быть больным, чтобы тебе сделали подобный тщеславный памятник, подумал Джек.