– Не знаю, – она ответила обессиленно.

– Малыш, быстро выходи, – сказав, он притянул ее на себя, заворачивая в белое махровое полотенце. Обернув тканью нагое тело, он прижался и произнёс:

– Ты зачем меня так пугаешь?

Стоило Жанне немного расслабиться, как она услышала:

– Я говорил, вам не надо общаться, ваша дружба одна сплошная ошибка, – звучал голос Бориса, но совсем другой, леденящий.

– Что? – переспросила Жанна.

– Я говорю, малыш, пойдём спать, ты сегодня сама не своя, – снова заговорил тёплый, любящий мужчина.

Боря, приобняв Жанну, повел ее в спальню. Она сменила полотенце на уютную муслиновую пижаму с сердечками, под рубашкой пижамы скрылись свежие царапины, а волосы прикрывали следы преступления над своим телом в области шеи. Жана была молчалива этим вечером, лишь изредка посматривала на свои пальцы в попытках увидеть забитыми в слоях кожи частицы угольного мелка. И думала о том спонтанном рисунке, что остался на столе в мастерской.

Примостившись на бок, Жанна прижала колени ближе к животу, натянула одеяло до самого носа и начала погружаться в сон.

Боря уткнулся носом ей в затылок и прижал ее своей крепкой рукой, на всякий случай.

– Боренька, ты спишь? – спросила она в полудрёме.

– Угу, – ответил он из этого же состояния.

– Скажи, пожалуйста, ты меня сильно любишь?

– Жан, что за вопросы, спи давай!

– Но мне надо это услышать! – возмутилась она.

– Сильно, очень сильно, спи! – буркнул он.

– Ты всегда будешь меня защищать? Что бы ни произошло, никогда не откажешься от меня?

– Никогда, – выдавил он из себя, все глубже погружаясь в сон.

После этих слов комнату наполнило мирное сопение двух спящих людей.

Сливаясь с горизонтом, вдаль уходила зелёная картина широкого луга.

Высокая сочная трава переплеталась со стелющимся клевером. Местами, как звёзды на небе, были рассыпаны жёлтые одуванчики, вокруг которых летали пчёлы, бережно собирая нектар. Среди высокой полевицы можно было разглядеть большое количество соцветий лютиков, между которыми выглядывали мелкие белые цветы, слегка отливающие бледно-розовым оттенком, тесно сидящие в своих корзиночках.

По тонкой борозде, которую высек после себя старый плуг, бежала девочка, оставляя за собой старенький домик с крышей покрытой рыжей черепицей.

Ростом она была немного меньше аршина, поэтому трава щекотала ей руки и ноги, заигрывая девочку, в надежде услышать звонкий смех. Улыбка растягивалась на маленьком личике, сильнее выделяя полные щёчки.

Ее бледную кожу украшал тонкий аквамариновый сарафан, напоминающий свежесть морского утра. На груди красовалась кайма из кружева в тон ткани, что придавало виду платья особенную изысканность, спрятанную в простоте.

Образ дополняли белые носочки, выглядывающие из коричневых кожаных сандалий грубого шитья. Сандалии выглядели надёжно, но при этом создавали ощущение того, что их кто-то носил до девочки.

Единственное, что никак не вписывалось в эту картину, – ее небольшой рюкзачок горчичного цвета. Рюкзак хлюпал по спине и звенел застёжками от каждого юркого движения девушки.

А в руках она волокла такой знакомый плюшевый комок.

Жанна стояла поодаль. Она как бы была здесь и одновременно ее здесь не существовало. В этом моменте сошлись нити времени, сплетая прошлое, настоящее и будущее. Натягиваясь до треска, переплетаясь, образуя сложные узоры и в конце концов путаясь в узел.

«Я снова в каком-то сне, что ж, если здесь нет боли, тогда я не против», – думала она, всматриваясь в лицо девочки.

Как интересно, все мысли были прикованы к ее лицу, такое знакомое и родное, все внешние проблемы отошли на второй план, теперь все стало казаться суетой и вздором.