Я не ошибусь, если скажу, что большинство моих клиентов думают то же самое. Кто-то считает, что надо запретить себе чувствовать «неуместную» нежность к тому, кто еще не доказал свою верность. Другим кажется, что надо изгнать из себя злость, чтобы показать окружающим власть над своим настроением и состоянием. Кто-то хочет сделать себя совершенно не нуждающимся в заботе и поддержке. «Ну почему меня так это волнует?» или «Ну почему меня так это задевает?» – спрашивают меня они, уверенные, что это ненормально и что наша с ними работа должна помочь им наконец-то возвыситься над всей этой мирской суетой и человеческими отношениями, полными чувств друг к другу.

То, что сейчас воспевается в качестве модели личностного роста, – и есть новый социальный нарциссизм. Всем кажется, что он про постоянное стремление к успеху и жажду признания. Однако все гораздо тоньше и изощреннее. В оторванности от своего Реального Я и не понимая, кто мы и какие, наши «нарциссические костюмы» стали маскировать нас под «проработанных» и «оттерапевтированных».

Теперь быть уязвимым – это ошибка. Чувства, даже самые естественные и искренние, воспринимаются как слабость, признак незрелости. И это не просто личное убеждение, а почти правило игры, которое устанавливают популярные представления о том, каким должен быть «успешный» человек. Нам кажется, что настоящая зрелость – это когда ты стоишь над своими эмоциями, управляешь ими, контролируешь. Когда не испытываешь боли, обиды, желания, зависимости. И, конечно, не показываешь ничего из этого другим.

Здесь уместно вспомнить слова Айн Рэнд: «В абсолютном смысле эгоист отнюдь не человек, жертвующий другими. Это человек, стоящий выше необходимости использовать других. Он обходится без них. Он не имеет к ним отношения ни в своих целях, ни в мотивах действий, ни в мышлении, ни в желаниях, ни в истоках своей энергии»[1]. Но если присмотреться, то в этом «абсолютном эгоисте» можно увидеть не силу, а страх. Страх показать свои чувства, страх зависимости, страх быть непонятым или отвергнутым.

Именно этот страх заставляет нас скрываться за «проработанностью» и невозмутимостью.

Мы учимся не чувствовать, потому что чувствовать больно.

Мы учимся не нуждаться, потому что нужда делает нас уязвимыми.

Мы учимся не хотеть ничего от окружающих, потому что они могут отказать, а мы можем о них пораниться.

Мы учимся держаться на расстоянии, потому что близость всегда связана с риском.

Когда моя клиентка злилась на себя за свою задетость, она, по сути, злилась на свое Я, которое отказывалось вписываться в эту новую модель. Ее чувства были настоящими, но желаемая модель требовала, чтобы они исчезли. И в этом конфликте между Реальным Я и его «нарциссическим костюмом» она не одинока.

Новые социальные модели (не без помощи поп-психологии, кстати) реформируют работу нашего защитного нарциссизма. Он как будто получил подсказки, как теперь надо защищать то, кто мы, и одновременно создавать иллюзию, что мы проявлены.

Демонстрация себя стала тоньше и изящнее: фотографии утреннего кофе, пробежки на закате, обрывки повседневности. Нам нужно, чтобы нас заметили, но при этом нельзя показывать, что мы стремимся быть замеченными. В этой модели эмоции остаются за кадром, желания – под контролем. Мы как будто играем роли, делая вид, что это и есть наша жизнь и мы в ней настоящие. Хотя на самом деле все ощущается как искусственное…