По натяжному потолку промчалась бесхозная огромная тень, заставляя его дрожать. Лампочки в люстре синхронно полопались, светильник закачался.

Моя грудная клетка затрепетала в агонии слишком частого дыхания, голова начала ритмично постукивать об пол. Не знаю, что там подумала Красновласка обо всём этом, но в какой-то момент под моим затылком оказалась подушка. Её руки стали прижимать меня к полу, растирать лицо. Зрение зернилось и временами совсем пропадало.


Когда спустя несколько минут я начал приходить в себя, я понял, что просто так и сразу не уйду. Придётся ещё немного задержаться в гостях, пока не полегчает.


– Смотри на него, – сказал я, указывая пальцем на чучело, прибитое к стене.


Зажёгся фонарик на телефоне девушки. Она до сих пор сидела рядом, но уже в мужском халате, который позаимствовала из большого шкафа, стоящего в той же комнате. Указывал я на самое настоящее чучело человека. Только не очень правильное, изуродованное словно бы чьим-то больным умом. Чьей-то злой волей, носителем которой всё же я не был. Я только снял то, на чём держался камуфляж. Или, если хотите, срезал петельки человеческой маски с лица ходячего трупа. Я продолжил:


– Парень давно уже прогнил и умер. В каком-то смысле тот был самым настоящим философским зомби. Внутри него не было никого, кто мог на самом деле что-то испытывать. Игра в жизнь, так сказать, ради пожирания другой жизни и размножения. Такие даже не думают в привычном смысле этого слова. Решения принимаются автоматически, исходя из подтекстов и стимулов. Сама можешь увидеть, что его настоящее тело было спрятано под некой ширмой, чтобы казаться тебе обычным человеком. Созданием божьим, скажем так, если верующая. Вот у него вместо глаз пики какие-то торчат, они наводят гипноз обычно. В распахнутом рту не зубы, а реально ряды когтей каких-то, голова эта непропорционально большая, на каких-то тросиках и палочках держится. Сама же видишь. Это существо совсем другого порядка было. Ну и сдохло. Ты не подумай, я не убил его и не построил всё так, что это только он такой монстр. Я ещё хуже, просто слежу здесь за порядком, понимаешь?


Наши взгляды пересеклись. Она поёжилась, как от холода, хотя в квартире было тепло.


– Так ты правда тот, кто канал ведёт про город?


– Нет, конечно, это я пошутил. Того дядьку видел пару раз. Да и сама увидишь. Городок маленький.


Она кивнула.


– Что дальше будем делать? С этим, например? – Она указала подбородком на тело монстра, – И со мной что?


– С этим всё просто, – сказал я, – сейчас мы эту бывшую падаль сделаем как бы големом, будет тебе симулякр человека. Будешь жить в Ветрополисе, как и собиралась, если останется такое желание. Или поедешь дальше. Этот на всякий случай будет тебя слушаться, ходить на работу и всё остальное делать, но уже без всяких поганых проявлений. Кукла человека, скажем так. А через некоторое время поедет куда-нибудь, скажем, в путешествие, и там навсегда потеряется, и сдохнет, чтобы и тела не осталось. Родные у него, если есть, будут горевать, но поздно, один хрен. Судя по внешнему виду, тот самый парень, по которому горевать можно было бы, сдох лет пять назад. Дальше труп ходил и неизвестно, скольких обратил в таких же.

Я смотрел на её лицо пристально. Что-то вызывало во мне те самые искренние чувства, что свойственны каждому, кому не повезло впечатлиться другим человеком, и испытал некое романтическое влечение. После пожирания гнили, спустя какое-то время всегда приходила какая-то человеческая тоска по несбыточной любви, и печаль. Хотелось тепла. Но я не собирался уподобляться смертным и вновь бросаться в объятия мозговой химии, что по ошибке принимается за нечто высокое. Каждый тёмный, кто поддаётся эмоциям и чувствам, рискует быстро утратить своё могущество. Дети тьмы не созданы для любви, всё человеческое в них порождает некий надлом. И во мне он был. Ещё бы ему не быть. А значит, находиться рядом с красновлаской просто опасно. И надо разорвать контакт. Пока не стало поздно, и пока я её не полюбил.