Теперь я занимался с ним каждое утро, на том самом поле, где когда-то тренировал Кори. Сначала пришлось долго учить Толю держать оружие и не бояться его. Личная неприязнь прибавлялась к истерикам от неудач, и домой Толя приходил весь сине-лиловый. Зато на следующий день у парня не возникало ненужных вопросов.

А еще оказалось, что Толя не любит клинки. Вообще. А вот тренироваться с сеникой ему понравилось.

– Это… что?! – изумленно прошептал он, когда я снял со спины громадную сенику в одну из тренировок.

– Традиционное оружие кейнаров, – терпеливо объяснил я тогда и замахнулся.

Парень отскочил метров на пять и прижался к дереву.

– Что, страшно? На этих лезвиях, – я любовно провел пальцем по острейшей грани клинка, – немало душ и крови. Я собираюсь обучить тебя ей пользоваться. Очень удобное оружие: взмах, и вокруг лишь мертвецы.

– Зачем? Я не собираюсь убивать.

– Придется, – повторил я в который раз.

И снова замахнулся, крутанул сеникой над головой и одним ударом снёс молодое дерево. С оглушительным треском оно упало, задев еще несколько. Над лесом взметнулась стая птиц.

Толя был потрясён. Я кинул ему оружие:

– Твоя очередь.

Сеника глухо ударилась о землю. Парень поспешно подобрал ее, ухватившись руками за костяную перекладину между двумя лезвиями, в полтора метра каждое.

– Она тяжёлая!

– Пробуй.

– Как?

– Замахнись.

Брови Толи сошлись на переносице. Спустя мгновение он махнул сеникой и чуть не отрубил себе ухо. При этом на лице появилась улыбка.

Я молча взял оружие и приказал смотреть внимательно. Медленно повторил замах, указывая на детали перехватов и работы мышц. Объяснил, как их развить. Все терпеливо ему разжевал. Я занимался с парнем до тех пор, пока у него более или менее не получился нормальный замах.

Мне жутко хотелось посмотреть, на что этот человек способен. И помочь ему развиться, стать полноценным кейнаром. Я видел в нем воина, а не ботаника, и хотел показать парню, кто он такой. Несмотря на то что Толя относился ко мне отнюдь не с любовью, я терпел его нытьё, злость и упрёки. И медленно понимал, что с каждой тренировкой все больше привязываюсь к ученику. Потому что мне нравилось учить. Открывать глаза людям на то, что они есть нечто большее, чем думают о себе.

…Отдав сенику, Толя устало опустился на бревно.

– И зачем я только на это пошел, – пробормотал он.

Я сел рядом:

– Иногда я задаю себе тот же вопрос. Зачем ты на это пошел?

– Не хотелось расставаться со знанием, которое я мог обрести, – задумчиво ответил Толя. – Упускать возможность стать кем-то другим. Мне всю жизнь хотелось быть морально. Я каждый день смотрел на Кори и, видя ее лицо в сложных ситуациях, понимал, что, по сути, ничего из себя не представляю. А ей просто нравится играть беззащитную девочку-милашку.

Я усмехнулся. Парень весело добавил:

– А вообще, из-за любопытства.

– Такой ценой?

Он кивнул.

– Считай, что ни с чем серьезным ты еще не столкнулся.

– Я знаю. И я готов.

Я искоса глянул на Толю и пожал плечами:

– Тогда бери сенику. Она тебе нравится, так? Давай. Повтори мои замахи.

Оказалось, что сеника – действительно его оружие. Он обучался владению ей крайне быстро, намного шустрее, чем борьбе на клинках… и магии.

С того дня я видел Хатона только единожды, когда мы изменили расписание и брат занимался с Толей сразу после моей тренировки. Хатон в двух словах сказал, что первые три дня все было ужасно, но сейчас парень понял суть, и дела идут на лад. Сам Толя говорил, что Хатон ужасно объясняет, постоянно издевается («как и ты, вы оба изверги», – добавил парень), и называет его «малышом». Когда я спросил Толю, не замечал ли он чего-нибудь странного в кейнаре или его вопросах, тот пожал плечами: