Как сложился такой необычный культурный микст? По-видимому, где-то в IX веке оригинальный текст санскритского жизнеописания Будды, возможно, переведенный в Багдаде на арабский, попал в руки какому-то грузинскому монаху. Он, очарованный этой историей, придал ей христианскую форму и перевел на грузинский язык под заглавием «Балавариани»; а его разноязычные товарищи-монахи тоже приняли ее и перевели на свои языки. В греческом пересказе к ней прибавили множество благочестивых цитат из прославленного титана византийской философской и богословской мысли Иоанна Дамаскина и озаглавили его именем, дабы добавить этой истории респектабельности и повысить ее популярность; так возникло «Житие Варлаама и Иоасафа». Оба героя стали святыми, им посвящались праздники и песнопения. Были у них даже собственные реликвии: и сегодня в Антверпене можно увидеть мощи святого Иосафата, добытые на Востоке венецианскими купцами.

Но на этом странствия легенды только начались! Из Византийской империи она попала в Европу, а также на юг, в Египет: известны ее переводы на латынь, еврейский, старонорвежский, старославянский, эфиопский, старокаталонский, португальский, исландский, итальянский, французский и английский языки. Английский первопечатник Уильям Кэкстон в 1483 году, продемонстрировав присущее ему коммерческое чутье, включил ее в свое издание нового перевода объемного собрания житий святых, известного как «Золотая легенда»; Шекспир упоминает о ней в «Венецианском купце». Быть может, мы лучше поймем, как далеко на запад продвинулось восточнохристианское наследие, если вспомним эпизод из жизни Томаса Фэрфакса, третьего лорда Камерона и командира английских «круглоголовых», происшедший в 1650-х годах в его йоркширском кабинете. Выйдя в отставку в результате принципиального конфликта с Кромвелем, Фэрфакс тяжело переживал свою невостребованность и вынужденное безделье: чтобы развлечься и убить время, он снял с книжной полки латинское или греческое издание «Варлаама» и перевел его на английский язык. Йоркширские пуритане (разумеется, халкидониты) были бесконечно далеки от Будды, и Фэрфакс даже не подозревал, что этой историей он обязан давно умершему грузинскому монаху.[460]

Все это произошло благодаря множеству восточных христиан, которые, не принимая решений Халкидонского собора, предпочли противостоять им или ими пренебречь. Немало времени потребовалось их общине, чтобы формально порвать с церковными властями, проводившими решения собора в жизнь. Из двух противоположных позиций, противостоящих Халкидону – миафизитства и диофизитского несторианства, – константинопольских императоров больше беспокоили миафизиты. Место их пребывания, Александрия, была одним из важнейших городов Восточной империи: зерно, экспортируемое из Александрии, помогало удерживать в повиновении простой народ. Кроме того, миафизиты находили себе поддержку и в самом Константинополе. Уже на Халкидонском соборе египетские епископы утверждали, что, если они подпишут соборное решение, – домой им лучше не возвращаться; дальнейшие события показали, что они не преувеличивали: ведь именно в Александрии всего каких-нибудь сорок лет назад толпа линчевала Ипатию.

Собор разозлил александрийцев тем, что низложил их епископа Диоскора: таково было наказание за то, что Диоскор возглавлял группу, своей настойчивой проповедью «одноприродного» богословия внесшей раздор на предыдущем Эфесском соборе в 449 году (см. с. 248). Император Маркиан и его жена Пульхерия твердо решили найти Диоскору более сговорчивого преемника. Надавив на александрийское духовенство, они заставили его избрать епископом одного из помощников Диоскора, священника Протерия; однако новый епископ скоро обнаружил, что его позиции очень неустойчивы. По смерти Маркиана в 457 году он остался беззащитным. Разъяренная толпа, считавшая Протерия предателем Диоскора, загнала его в крестильню городского собора, забила до смерти его самого вместе с шестью клириками и, торжествуя носила по городу окровавленные трупы – все во имя единой природы Иисуса Христа.