У Царства своя логика

Христианство приучает нас к парадоксам высшего порядка. С одной стороны, новизна христианства заключается в свободе того, чего «не видел глаз, не слышало ухо», что «не приходило на сердце человеку» (1 Кор 2), что есть «широта и долгота, и глубина, и высота» превосходящей разумение любви Христовой (Еф 3). С другой стороны, достаточно верить, чтобы пережить на опыте, что, когда Он приходит, то делает не что иное, как дает имя нашим скрытым и подспудным желаниям, нашим неудачным попыткам. Так происходит и с целибатом: он опирается на человеческие предпосылки. Вторая часть этой книги будет посвящена некоторым из них – эмоциональным и экзистенциальным.

Целибат также дает возможность быть личностью. Попробуем осмыслить следующее: потребность человека довериться любви – бескорыстной и основополагающей для него; то, каким образом целибат раскрывает нашу потребность дарить себя, преодолевать узость человеческого сердца, столь склонного сохранять себя и искать теплое место; а главное – то, что целибат есть символ окончательного, последнего призвания человека к обретению покоя и отдыха в своем истоке, в Боге, и познания общения с Триединым Богом.

Потому, я уверен, и не существует противоречий между самореализацией и мудростью Креста. По крайней мере, если мы их правильно понимаем.

И все же то, что в теории мы воспринимаем как непротиворечивое, на практике – не будем строить иллюзий – всегда переживается как драма.

Любой опыт подлинно межличностной любви не может быть вписан в рамки какой бы то ни было упорядочивающей системы. Что будет, если Сам Бог придет царствовать со всей творческой силой Своей любви? В этом и заключается величие и нищета христианского целибата.

Богословы стремятся систематизировать существующий опыт, но у Царства своя логика. Те, кто решается жить в целибате, с верой и с сознанием собственной слабости принимают вызов Вечной Любви, которая подвергает жалкие человеческие существа родовым мукам. Ничто не завершено. Все воссоздается Духом. Будущее восходит…

Один – как все, каждый по-своему

Сам по себе целибат – радикальный выбор. Как харизматический опыт он зиждется на превосходстве действия Духа Нового Завета. В богословии он рассматривается как эсхатологический знак, предвосхищение грядущего Царства.

Поэтому всегда нужна ясная формулировка. Новизна и требовательность целибата предполагают строгие схемы. Речь идет о радикальнейшем из призваний. Его выражение не терпит полумер.

Если учесть, насколько эта тема важна идеологически (речь идет о поддержании стабильности группы и соблюдении определенных правил), становится понятно, почему человек, выбравший этот путь, воспитывается институтом Церкви с помощью ряда принципов и норм, которые, будучи приняты внутренне, решающим образом определяют его поведение.

Например, обратимся к принципу «неразделенности сердца». Он взят из текста апостола Павла (1 Кор 7, 32–35) и истолкован в самом узком смысле. Павел говорил о том, чтобы не рассеиваться в повседневных заботах, а посвящать себя исключительно Господу. Традиционное воспитание интерпретировало это так: «Никаких эмоциональных привязанностей. Внутреннее уединение, отказ раскрывать свою душу. Осторожность в дружбе, особенно с другим полом!».

Идеал психоэмоциональной жизни, логически вытекающий отсюда, – это сдержанность и дистанция.

Однако, глядя на реальную жизнь тех, кто соблюдает целибат, жизнь столь разнообразную и сложную, я спрашиваю себя, насколько действенны старые схемы. Следует ли понимать «неразделенность сердца» как норму, исключающую отношения какого бы то ни было иного рода? Существует ли единый для всех целибат или разные люди живут в целибате различным образом?