Бабушка Травинка внимательно слушала, попивая чай. Ее взгляд на Лейке стал еще более проницательным.

– Игнат… да, он любит порядок. Иногда слишком, – тихо сказала она. – Но с неба падать… это сильно, детка. И сила в тебе чувствуется… спящая, но сильная. Как у Фифы в детстве, помнишь? – Она повернулась к внучке, и в ее глазах заплясали веселые искорки. – Вот уж кто умел устраивать "выбросы"! Помнишь, как ты рассердилась на лягушку, что в твой любимый ручеек запрыгнула?

Фифа покраснела.

– Бабуля, ну! Это же было давно!

– Да уж, лет пять всего, – усмехнулась бабушка. – Так вот, Лейка. Сидит моя Фифа у ручья, лепестки в венок собирает. А тут – прыг! – зеленая попрыгунья прямо в ее бассейн! Фифа аж подпрыгнула от негодования! "Моя вода!" – закричала. И как топнет ножкой! А из ручья – бух! – фонтан такой, что лягушку аж на верхушку ивы вынесло! Сидит та, глаза круглые, квакать забыла! А Фифа стоит – мокрая с головы до ног, как мышь! – Бабушка заливисто рассмеялась. – Пришлось мне потом лягушку откачивать чаем с валерианой!

Лейка невольно улыбнулась, представляя мокрую и возмущенную маленькую Фифу. Даже ее собственное горе на мгновение отступило.

– А помнишь, как она пыталась подружиться с дракончиком-пыльцесосом? – продолжала бабушка, явно разыгравшись. – Тот у нас пыльцу с цветов собирал, важный такой, жужжал. А Фифа решила, что он одинокий. Сунула ему в "домик" (это была старая шишка) свою любимую куклу-травянку! Дракончик прилетел, увидел чужое в своем гнезде – и как зажужжит от негодования! Пыльцу разметал, Фифу за нос укусил! А куклу… – Бабушка вздохнула с преувеличенной скорбью, – так и не нашли. Видать, в гневе сжег. Фифа потом неделю ревела, что "он не оценил ее дружбу".

– Бабу-у-уля! – заныла Фифа, но смеялась. – Ну хватит уже меня позорить перед Лейкой!

Лейка рассмеялась искренне, впервые за этот безумный день. Эти истории были такими живыми, такими человечными… фееричными. Они показывали Фифу – импульсивную, добрую, иногда несуразную, но всегда с горячим сердцем. И бабушку – мудрую, любящую, с отличным чувством юмора. Лейка почувствовала себя… как дома. Странно, невероятно, но тепло и безопасно.

Бабушка Травинка улыбнулась, видя, как Лейка расслабляется.

– Ладно, ладно, не буду больше смущать нашу героиню, – сказала она. – Давай-ка, Фифа, возьми чайник, дольем чайку. На улице посидим, под лунами. Воздух целебный нынче.

Они вышли на небольшую лужайку перед домом, усеянную той же нежно-голубой травой с серебристыми бутонами. Бабушка расстелила большое лоскутное одеяло, и они устроились на нем, попивая ароматный чай, глядя на две луны и слушая ночные звуки волшебного леса – перезвон колокольчиков-цветов, стрекот невидимых насекомых, далекие, мелодичные крики ночных птиц.

Лейка молчала, погруженная в свои мысли. О маме. О друзьях. О том, что сказал Игнат… "Биологическая мать". Медальон на ее шее снова казался теплым, почти пульсирующим. Как связаться? Как дать знать, что она жива? Глаза ее наполнились слезами.

И вдруг… С громким треском и недовольным карканьем на ветку огромного светящегося дерева рядом с лужайкой упала… сорока. Не простая, а переливающаяся всеми цветами радуги, как нефрит под лунным светом. Она потрясла перьями, злобно посмотрела на собравшихся и громко, отчетливо прокаркала:

– Позвони маме! Позвони маме! Позвони маме!

Три раза. Четко, как по заказу. Потом она недовольно хлопнула крыльями и улетела, растворившись в сиреневой дымке ночи.

Все замерли. Фифа выпучила глаза.

– Вот это да! – прошептала она. – Сороки теперь еще и почтальоны? Или это новый глюк Сети? Бабушка, ты слышала?