Двое мужиков, которые пришли с ним, ни слова не говоря, подошли и, грубо схватив меня за руки, потащили во двор. Я сник, о сопротивлении речи не шло, бежать некуда, да и все равно догонят, будет только хуже. Опустив голову, просто смирился с неизбежным и стал дожидаться своей участи.

Меня приволокли на задний двор поместья, где жил мельник. Кирпичный двухэтажный добротный дом, фасад окрашен в белый цвет, покатая черепичная крыша. Возле сарая находились два вкопанных в землю столба, сверху с перекладиной.

Когда привозили с рынка живого кабанчика, его в этом месте разделывали, подвешивая тушу по центру между столбов на крюки. Один был по центру перекладины сверху, второй торчал из земли.

Меня раздели догола, ноги привязали к нижнему крюку, а руки к верхнему. Зафиксировав таким образом, чтобы не дергался. Они растянули меня так сильно, что веревка врезалась в запястья, боль пронзила руки.

Я взвыл, но никто не обратил на это внимание. Мужики ушли, оставив меня одного, дрожащего от ужаса предстоящего наказания.

Ждать пришлось недолго, вскоре вновь появился управляющий. Он гнал всех пацанов, подталкивая некоторых в спину. Лица у ребят были угрюмы, они старались не смотреть на меня, потупив взгляды. Когда подошли, их выстроили передо мной в ряд.

Из дома вальяжно вышел хозяин и направился в нашу сторону. Рядом семенил довольно улыбающийся сынок с большим фингалом под глазом. Сзади шли двое мужиков, неся ведра с водой, в одном из них торчали очищенные от коры прутья. Я скосил глаза на эту процессию и нервно сглотнул, холодок пробежал по спине, там были розги.

Приблизившись, мельник подбоченился, презрительно оглядев меня с ног до головы. Оставшись довольным, как меня привязали, утвердительно кивнул. Рядом поставили ведра, и оба работника отошли немного назад.

Судя по тому, что происходит, мое наказание будет показательным, а значит жестоким.

Сынок, стоявший возле отца и поглядывающий то на прутья, то на меня, злорадно улыбался. Подмигивая мне и кивая на ведра, демонстрировал тем самым, что они приготовлены для меня.

Хозяин с презрением глянул на понурившихся детей, глаза его злобно сузились.

– Этот мерзавец, – закричал мельник, указывая в мою сторону, – посмел ударить моего сына. Батрак, которого я, проявив сострадание и доброту души, приютил! Дал кров, еду, работу, и вот чем он отплатил! Едва не сделал сына калекой, еще немного и оставил бы без глаза. И это за то, что я проявляю к вам доброту и милосердие! – Он злобно взирал на детей, произнося свою речь. – Подобное не может сойти с рук никому! Вы будете стоять и смотреть, как наказывают тех, кто позволяет себе нападать на моего мальчика. И не сметь отводить глаза! – Рявкнул он, – смотреть на него!

Дети нехотя подняли головы, я увидел их испуганные лица, у младших появились слезы.

– Сын, – повернулся он к нему.

Толстяк ехидно и мстительно заулыбался и подошел к ведру. Тщательно осмотрев прутья, выбрал один, хлестнул им в воздухе и глянул на отца.

– Начинай, наказывай своего обидчика. – Они оба подошли ко мне и встали сбоку.

Толстяк нанес свой первый удар. Дернувшись, я сжал зубы и застонал, резкая боль обожгла спину. Удар стерпел, не закричал, лишь часто задышал носом, сжав зубы.

– Э, нет, – недовольно покачал головой отец, – Так не пойдет. – Забрав у него прут, с силой врезал мне по спине.

В этот раз боль была просто дикой. Я заверещал и что было мочи задергался, пытаясь извиваться, из глаз брызнули слезы. Было настолько больно, как будто к спине поднесли раскаленное железо.

– Вот как надо. – Наставительно произнес он, – Видишь, кровь потекла, шкуру пробило, так рубцы останутся, будет память на всю жизнь. Делай замах побольше и бей со всей силой и резче. Не жалей его, чем громче станет орать, тем лучше.