Подбежали другие девчонки, стали ее утешать, вытирать слезы, помогли подняться, привели в чувства. Вдвоем, поддерживая под руки, повели домой. Внезапно Лера остановилась, повернулась ко мне и поблагодарила.

Сын мельника тем временем удалялся к себе, медленно переступая ногами, и каждый раз вздрагивал, слыша, как вслед несутся смешки пацанов. Ребята не могли удержать от его жалкого вида.

Побитый, мокрый и опозорившийся перед всеми, он скрылся за постройками, провожаемый до самого конца нашими взглядами. Меня окружили ребята, хлопали по плечу, восхищаясь смелостью и тем, что наконец-то этому упырю досталось по заслугам.

Вскоре, когда уже расходились, я видел, как пацаны сочувственно поглядывали в мою сторону. Девчонки отворачивались, вытирая слезы, все понимали, то, что случилось, не пройдет бесследно, но в тот момент я был для них героем.

Как ни странно, следующий день прошел спокойно. Вероятней всего, хозяин был в отъезде, а без его ведома даже мать толстяка не смела меня наказать.

Но как только он вернулся, без всяких сомнений, сынок нажаловался, и что он там наплел, как объяснил синяк под глазом, можно только догадываться, зная его подлую натуру. На следующий день расплата за содеянное мной все-таки наступила.

* * *

Даниил поежился и прервал рассказ. Данное воспоминание ему было весьма неприятно и приносило душевные страдания. Посмотрев по сторонам, наконец пришел в себя и сообразил, что сидит за столом в замке у мага. Он настолько глубоко погрузился в себя, что забыл, где находится.

Увидев бокал с напитком, схватил его и, выпив содержимое, расслабился. Прикрыв глаза, вновь погрузился в прошлое.

Пока Даниил рассказывал, его не перебивали и ни о чем не спрашивали. По мере того как он все больше и больше повествовал о своей жизни, лицо Ларкариана становилось мрачным.

Герман хмурился, сжимал кулаки, а мальчик продолжал говорить. В некоторых местах он вздрагивал, иногда тряслись губы, выступали слезы. Всхлипывая, часто утирался руками. Зачастую, превозмогая себя, морщился, сжимал кулаки, переживая все заново.

* * *

Сын мельника, скривившись в злобной гримасе, зарычал, схватил девочку за волосы и с силой бросил на землю. Больно ударившись, закрыв лицо руками, Лера заплакала.

Толстяк, злобно крича: «Будешь знать, как воровать, будешь знать, как брать чужое», подскочил к ней и стал со злорадством бить ногами, безжалостно нанося удары.

Она ревела, пыталась уворачиваться, кричала сквозь слезы, что не виновата, ей мама дала. Сын мельника не слушал, он показывал свое превосходство и вседозволенность, а ее слезы и крики только раззадоривали.

Народ притих, никто не хотел с ним связывать, зная его подлую натуру и то, что обязательно пожалуется отцу.

Я не смог наблюдать, как этот мерзкий толстяк топчет ее ногами.

Во мне вскипело негодование, тем более, как потом выяснилось, это действительно мать ей дала ту злосчастную булочку, причем заплатив за нее. Но тогда никто об этом еще не знал.

Сжав кулаки, наплевав на последствия, которые для меня могли быть очень тяжелыми, я подскочил к нему и врезал кулаком в глаз. От неожиданности и сильного удара толстяк грохнулся на свой толстый зад, закрыв его руками.

Солнце уже клонилось к закату, пришло время ужина. Работу я закончил, коней напоил, накормил, стойло вычистил, отряхнув одежду, ополоснул руки. В этот момент на конюшню вошел управляющий с двумя помощниками. Брови сдвинуты, сердитый взгляд, зыркнул по сторонам, увидев меня, указал кнутом, который держал в руке. Я замер, сердце учащенно забилось, тут и без слов понятно, что дальше последует.