Так что не вешайте нам лапшу, профессор! Интеллект нынче на вес золота, и, имея его за собой, солдаты просто не пойдут воевать: не захотят отдавать такую ценность, как жизнь, за чьи-то никчемные, корыстные интересы. Значит, речь идет всего лишь о временной активизации определенных способностей, то есть, о том же программировании! По сути – о создании биороботов! И хорошо, если только на короткое время!

Роднин прищурился и несколько секунд меня разглядывал. В глазах промелькнула усмешка, он пожал плечами и спокойно сказал:

– Ну, и чего ты горячишься? Я же этого не отрицаю! Но ведь ты меня даже не дослушала…

– Тогда причем здесь интеллект? – перебила я. – И разве создание суперсолдат – не преступление? Не насилие над психикой? И над личностью в целом?

Олег дернулся и потянулся за сигаретой. А Димка с досадой бросил:

– Ты хоть сама поняла, что сказала? Знаешь, сколько ребят Роднин спас от суицида и гибели в бою благодаря своим программам?

Я не хотела обидеть Олега. Нужно было выкручиваться, и я применила испытанный прием: подошла к Роднину, потянула за рукав и проворковала:

– Но ты так и не ответил на Димкин вопрос: почему занялся психологией, достигнув высшего пилотажа в хирургии?

Вид у меня был, как у нашкодившей кошки, а тон заискивающий и виноватый. Сорин к подобным фокусам давно привык и лишь раздраженно фыркнул.

А я привстала на цыпочки и поцеловала Олега в шею. В глазах у него заметался зеленый свет. Он судорожно вздохнул и приник губами к моим пальцам.

Димка, наблюдавший за всеми манипуляциями, аж застонал от негодования! Я показала ему язык.

Роднин присел на диван и налил себе коньяку:

– На определенном этапе стало понятно, что я борюсь лишь с последствиями заболеваний, а не с самими болезнями. А мне хотелось большего. Я перечитал уйму научной и неформатной литературы, много говорил с отцом и его коллегами – старыми врачами, и пришел выводу, что надо начинать с диагностики.

– Ну, положим, Америку ты не открыл!

– Да, но я имею в виду диагностику на информационном уровне, когда болезнь только приближается к человеку.

Это было что-то новенькое.

– То есть, речь идет о той стадии, когда, «все болезни только от нервов»? – уточнил Шурик.

– Еще раньше. Причем, я говорю не только о диагностике, но и о профилактике на информационном уровне. Ведь сначала поглощается информация, а уж потом на ее основании формируется психологическая программа, которая переходит на клеточный уровень. И я хочу начать с нулевого, а, может, даже с отрицательного цикла. То есть, не только с выявления грядущей опасности, но и с создания информационного иммунитета.

В мире всегда возникали эпидемии: холеры, чумы, испанки, от которых люди вымирали целыми семьями и городами. Но некоторых заболевание обходило стороной. Они работали в лепрозориях, помогали заразным больным, но «под раздачу» не попадали.

– Интенсивно молились? – предположил Шурик. – Я где-то читал об этом…

– Вера – это отдельная тема. Просто они не морочили себе головы сплетнями и не зацикливались на слухах. То есть, ставили противоинформационный барьер и не пускали болезнь даже в подсознание. Не боялись ее, как принято говорить. Они сосредотачивались на сверхзадаче: помогали близким, лечили страждущих и так далее. И это оказывалось самым надежным средством. Вспомните: на фронте солдаты почти не болели даже в самых жутких условиях. То есть, если на карту поставлена жизнь, людям не до болезней!

– Выходит, сглаз, проклятие, порча – не сказки, а реальность? – удивился Шурик.

– Я не колдун и не собираюсь анализировать эти понятия. Но если они подразумевают мощный посыл негативной информации, от которой человек может заболеть или умереть, то реальность.