Именно так Сергей никогда ещё со мной не поступал. Именно так не бил и не делал кое-что другое. Чуть успокоившись, я медленно поднимаюсь на дрожащие ноги, взвизгнув ещё раз от страха – я вижу, чем он меня. Толстый тяжёлый ремень, покрытый заклёпками, отсвечивает красным, значит, кожу он мне содрал, получается…
Медленно, держась за стены, я почти ползу в ванную, чтобы оценить, чем для меня закончилась ярость мужа. Раньше, когда он меня бил, это было всегда за дело, а сегодня совсем непонятно, почему. Ну и ремнём он меня ещё ни разу не бил… Странно, что я могу связно рассуждать, а не катаюсь в истерике.
Мне кажется, именно эта его беспричинная ярость что-то сломала во мне. Я рассматриваю себя в зеркале, понимая, что вот так на люди показываться нельзя – задница и часть спины с ногами очень качественно исполосованы, наливаются синяки, кое-где течёт кровь. Ну и из… тоже кровь видна… Надеюсь, он меня не разорвал, естество-то у него крупное, а пялил он меня по сухому… Наверное, я должна быть в истерике, но голова ясная, только ужас дремлет на дне сознания да паника время от времени пытается меня накрыть с головой, достаточно только представить, что так будет каждый день.
Открываю глаза. Я лежу на полу в ванной. Видимо, в обморок упала, только представив. Но нужно обработать те места, которые кровоточат, и синяки смазать мазью от ушибов… Хотя, мне кажется, что мазью от ушибов и синяков надо обмазывать всю Лилю. Закончив с процедурами, опускаюсь на колени, опираясь грудью о бортик джакузи, чтобы проплакаться.
Именно такое избиение, без формального даже повода, будит воспоминания о детдоме, весь страх и ужас ребёнка, оказавшегося не пойми где. Боль телесная перемешивается с болью душевной, отчего я уже почти вою, не в силах сдержаться. Да, судя по всему, этот зверь или спит, или ушёл уже… Лучше бы он, конечно, ушёл, потому что у меня желание только одно – куда-то убежать. Может, улететь куда-нибудь, отдохнуть, успокоиться?
Оценив себя ещё раз сзади, я понимаю, что Мальдивы отпадают – в таком виде в купальнике я буду вызывать жалость. А вызывать жалость я не люблю, просто очень не люблю. Нечего меня жалеть, лучше просто пристрелить, и всё. Но мысль куда-то слетать очень хорошая.
Я встаю на ноги, ещё всхлипывая, чтобы надеть на себя что-нибудь такое, что не сделает больнее. Ванная комната, огромная, как бассейн, качается перед глазами. Дверь, стоит мне потянуться к ней, резко распахивается, за ней обнаруживается злющий муж. Я даже сказать или сделать ничего не успеваю, на меня сходу обрушивается удар.
– Молчать! Спать мешаешь! – разъярённым зверем рычит Сергей, выписав сильную затрещину, от которой я куда-то улетаю… Кажется, я лечу бесконечно долго, пролетая сквозь какие-то строения, чтобы оказаться в аду. Я умираю?
Глава третья
Александр Тихонравов
Как-то это всё дурно пахнет, по-моему. Или меня с кем-то перепутали, чего, по-моему, не бывает, или есть что-то, чего я не знаю, или я – это операция прикрытия. Хотя даже для прикрытия как-то слишком топорно. Я не могу понять, что происходит, ведь меня явно заторапливают. Но такого просто не бывает! Не бывает заданий типа «найди спрятанное шесть десятков лет назад, которое никто не нашёл, но срочно». Не бывает таких финансовых возможностей, потому что мне дают доступ к номерному счёту, а это совсем уже ни в какие ворота не лезет, потому что в Швейцарии я моментально стану светиться, как гирлянда на новогодней ёлке. Там живут отнюдь не дураки, мне ли не знать…
– Василич, присмотри за домом, – прошу я старика. – Документы под доской в спальне.