подбородок, жёстко очерченный голодом, зарос щетиной. Рваньё едва прикрывало окровавленное тело. Но, когда беглец задрал лицо и ухмыльнулся несущейся на него смерти почерневшими губами, и, окружённые чёрными тенями, голубые его глаза задорно и насмешливо блеснули, Джия поняла, что перед ней очень молодой человек.

– Лисичка верхом на полосатом шмеле, – рассмеялся тот, кому полагалось рыдать, сжиматься от ужаса или, если уж он славился своим бесстрашием или бежал впервые – слать проклятья.

Охотница вздыбила коня, высокомерно и властно, как учили, взглянула на жертву.

– Я так понимаю, у кровавых всадников всё плохо, раз кроме маленьких девочек им в погоню и послать больше некого? – поинтересовалась добыча, весело глядя на всадницу.

Так, будто его жизни не угрожала ужасная смерть. Или невыносимая боль, если принцесса Гедда ещё не наигралась своей игрушкой. Так, будто игра «охотник и добыча» ему по нраву.

Охотница сначала растерялась, а потом тряхнула русой головой.

– Мне пятнадцать! – прошипела гневно.

– Ух ты! – хмыкнул беглец. – Взрослая, самостоятельная женщина.

Вот вроде ничего не сказал обидного, а захотелось разрешить Жуку растоптать это измождённое тело острыми копытами. Но нельзя: беглец – добыча самой принцессы. Девушка вскинула голову, ветер отбросил с её лица волосы, но несколько волосинок прилипло к губам. Она рассмеялась, прищурившись.

– Если измерять возраст близостью к смерти, то ты – глубокий старик.

Хлыст просвистел и ударился о лёд совсем рядом с его рукой.

– Какая грозная! – прокомментировал беглец, даже не вздрогнув и не отдёрнув руки.

В его глазах отражалось зимнее небо, и охотница невольно подумала о том, что голубые глаза – это очень красиво.

Джия вздрогнула и проснулась. Снова тот же сон!

Из мутного оконца в каюту попадал тусклый свет. Небольшое помещение провонялось насквозь запахом рвоты. Девушка застонала. Её снова тошнило, но она уже не понимала: от качки или от омерзительного запаха. Скатилась с невысокого топчана, застеленного колючими одеялами, встала на карачки, подползла к стене, поднялась, удерживаясь за неё. Ещё немного, и она точно сойдёт с ума. Три дня! Три дня девушка наполняла тазики рвотой.

На дрожащих ногах Джия выползла на палубу. Голубое небо наверху пыталось вырвать ей глаза своим сиянием, чайки вопили, будто их ощипывали, а море словно пыталось доказать, что оно – степь, такое же зелёное и волнующееся.

Будь проклято море! Будь проклят этот корабль, чайки и вообще весь свет!

Девушка перегнулась через ограждение на палубе и наглядно продемонстрировала волнам, что о них думает. Живот крутило, горло невыносимо жгло.

– Госпожа, может вам вернуться в каюту? – раздался сзади соболезнующий голос.

Джия молча показала помощнику капитана нож. Он всё понял верно и поторопился убраться подальше.

Скорлупка, которую называли кораблём, плясала под ногами. Из мерзкой зелёной воды выскочила рыбина с человека ростом и, перевернувшись в воздухе, снова скрылась. Джия не знала, что это морское существо называется дельфином. «Отвратительное создание! Ни ушей, ни рук, ни ног, ни крыльев». Девушку снова замутило, она намертво вцепилась в перилла.

Сдохнуть! Ох, вот прямо здесь…

«Ну нет, Джия! – шепнула сама себе. – Выше нос! Если ты помрёшь тут, то тебя попросту выбросят в эту мокрость, и твоё тело сожрут такие же отвратительные твари, как та, которую ты только что видела. Нет уж! Не дождётесь! Хочу лечь в мягонькую землю, которая стоит на месте, а не дёргается, не качается. Хочу милых червячков, а не это ваше чудище зубастое».

– Корабль! – гаркнул тот, кто сидел в корзинке на мачте, как будто отплясывающей палубы ему было мало.