Князь пробежал взглядом по написанному и передал Изяславу – круглолицему крепышу. Тот в раздумье, как бы только для себя, проговорил:

– Зовут за чаркой мёда обсудить усе неурядицы, да замириться навеки.

Они какое-то время посидели молча.

– Ты, брат, как хошь, а я, пожалуй, поеду, – сказал Изяслав. – Оно, конечно, Глеб с Олегом в прошлы годы клевету сотворили велику. А усё таки они мне родны братья. Може, прозрели…

– Тебя одного не пущу, – усмехнулся Кир Михаил. – Вместе отправимси.

Ранним летним утром тысяцкий Гаврила Романыч, Аполоница и вся княжеская челядь грузили в небольшую ладью съестные припасы и подарки. Скоро судно отчалило к Исадам – местечку на Оке с широкой песчаной отмелью, где часто отдыхали рязанские князья.

По пути любовались берегами Прони, обряженными в зелёные одежды, белеющими рощами и низко склонившимися плакучими ивами. Гаврила Романыч поинтересовался у Аполоницы:

– Жениться-то не собираешься?

– Да не, дело ишо молодое, – усмехнулся в ответ паренёк. – Так-то есть на примете Радмила – дщерь гончара Дудки Евсея. Изба евойная прям у реки стоит.

– Добрая девица, – поддержал выбор Аполоницы тысяцкий. – Ты выбирай жену попокладистей. Жена – она венец мужу свому. Дури ей своей не кажи, но и воли много не давай. «Не тот счастлив – у кого сума полна, а тот – у кого жена верна», – наставлял он Аполоницу. Гаврила Романыч перекрестился на церквушку с шатровой колокольней, возвышавшейся на крутом берегу, и добавил: – Муж приходит в мир, штобы созидать, а жонка – штобы украсить. Ну, а коли потребуить она много больно расходов, то тады дому погибель.

– Щедрый ты на словеса, боярин, – раздался голос Кир Михаила. – Подсказал бы лучше, как князей на Руси помирить.

– Демон усё вас с толку сбиваить, – поморщился тысяцкий. – Жаждуть многия власти, завидують друг дружке, ангелов добра от души, тем и прогоняют. Радость в других не терпят. Вот и идёть вражда не на живот, а на смерть.

– Енто мы без тебя ведаем, – усмехнулся Изяслав. – То, може, в самой природе человечей заложено?

– Молись, княже, Бог и подскажить, – проговорил Гаврила Романыч.

Они долго плыли в тишине, слышалось только лёгкое поскрипывание вёсел, да похлопывание ветрила.

С кормы раздался голос Изяслава:

– Ты, Гаврила Романыч, расскажи, как в том году в Рязани усех иноземцев за бороды на землю побросал.

– Да то кады было, – смущённо и чуть самодовольно проговорил тысяцкий. – Я тада в Рязань скору12 привозил – на продажу. А тама на пристани, – начал он пояснять Аполонице, – посерёдке заморских купцов борьба завязалась, кто кого оземь хряпнет.

– И ты усех свалил?! – воскликнул Аполоница.

– Свалил, чево жа. Чай, невелика наука, – повёл широкими плечами тысяцкий. – Ох, чевой-то на душе у мене нынче кручина, – вздохнул он. – Ты, Аполоница, ишо молодой, усё тебе нипочём. А я ужо о многом по-другому разумею.

– Што жа ты разумеешь, Гаврила Романыч? – насмешливо спросил у него Кир Михаил.

– Да вот хотя бы над тем, как зело ловко птицы гнёзда на деревах устраивают. Навалють гору сучьев на ветку, а та и не шелохнётси. А человек вона какой, по виду мудрый, а таку малость не може осилить. Или, к примеру, чево бы не полететь, как оне.

– Али над тем, как один стары князь усё хотел сына оженить, вроде как ты Аполоницу, да и сам невзначай оженился и двенадцать детей посля заимел от молодой жены, – со смехом сказал Изяслав.

Гаврила Романыч обиженно засопел и тихо промолвил:

– Вам бы усё охальничать.

После одного большого привала с ночёвкой – вошли в Оку. Миновали Рязань и скоро причалили к желтому мысу. Поодаль уже стояли ладьи приглашённых князей. На призыв Глеба и Константина откликнулись все старшие князья, за исключением Ингваря Игоревича. Да и тот по чистой случайности отказался от поездки. За воротами Переяславль-Рязанского – его конь неожиданно споткнулся и поранил ногу. Князь посчитал это плохой приметой и вернулся.