И мы решили прервать связь,
Без ран в душе, что будет невозможно,
Как невозможно жить, таясь
И жить на две семьи так сложно.
«Судом присяжных» для нас стало время,
Оно так беспристрастно, как любовь.
Что молодое, без устоев, племя,
Оно бы плюнуло на сердца боль.
А боль доселе не проходит
И то, что называем мы любовь.
Есть те, другую кто находит,
И те есть, кто лелеет эту боль.
Деревьев низко свисли ветки,
Приветливо всем бьют поклон.
Когда-то тут оставил метки
На стволе тополя, пониже крон.
Гласила с криком эта метка:
«Кроха плюс Малыш равно любовь!»
Ты малой ростом была, детка —
В душе моей такая боль.
Твои зелёные глаза мне снятся,
Рай в шалаше, тот наш любви Эдем.
Сейчас мне трудно разобраться,
Могли б тогда решить гору проблем?!
Любовь навеки в сердце сберегу,
Прости меня, любимая, прости!
Я грешен, Господи, что «больше не могу».
Тебе молюсь, дай силы Крест нести!
Август 2024 г.
Исповедь – 2
Элегия
Терзаюсь я в смутных сомненьях,
Копаясь в прошлом – поиск изъянов.
Ищу грехи, во всех их проявленьях,
Себя кляня, в плену своих дурманов.
Займусь-ка самобичеваньем,
Чтобы прилюдно выпороть себя,
Со здравым, пока ещё, сознаньем,
Честь и порядочность храня?!
Может так и статься, если захочу,
Ведь исповедь – она не повредит.
И действо то бесплатно, я плачу,
Вниманье ваше отвлеку в «кредит».
Стою на рубеже семи десяткой,
Шесть плюс девять – зрелый возраст.
Не оставляя в прошлом тех остатков,
За кои стыдно будет – толпы возглас.
***
Грешен я, как многие, конечно.
И о себе хотел бы рассказать.
Детство в наши годы так беспечно,
Без проблем особых – благодать.
Был усерден в процессе познанья,
С воспитанием в духе времён.
И был крепче я кремния, камня,
Кумачовый лишь знал цвет знамён.
Октябрёнком я был, пионером,
И в колоне дружины строем ходил.
Хоть и не был для всех примером,
Поступками класс всё же вниз не тащил.
В комсомоле карьеры не строил,
Хоть держался и в центре, в ядре.
Но взысканий я был удостоен
Побывал пару раз «на ковре».
А, что было на службе, в морфлоте,
Когда стукнуло мне двадцать два?!
Как без правил «купали в болоте» —
Не смогла смыть ответа «волна».
Меня вывел цинизм и халтура,
Потешался парторг, секретарь,
Всё себя выгораживал, «шкура»,
И я жертвою пал на алтарь.
Не стерпел я тех издевательств:
«В вашем стаде я быть не хочу!
Не хочу слушать боле ругательств —
Мне – пятно, вам – позор, «палачу»…
Не одно, а штук пять взысканий
Получил за проступок я свой:
Лишен отпуска, благ всех, званий,
В экипаже из лучших, в один миг – изгой.
И смоли жирная, сплошная полоса,
Без смены цвета, так, как у тельняшки.
Судьба кусала, злобная оса,
До «шила» довести могла из фляжки.
Я не сдавался, волевым тараном
Ломал препоны все «корриды».
Разъела соль в душе мне раны,
Но курс был прежним и надёжны гиды.
Взлетал и падал, вновь взлетал,
Касаясь «потолка» полётов
И хоть на старость подустал,
Всё ж сбит я не был над болотом.
***
Как в партию тянули – отказался,
Мне неуютно среди проходимцев.
Тех, настоящих, кто за идеи дрался,
Их нет, лишь в мемуарах летописцев.
Что Дон Кихот, пытался я бороться
С пороками, что в обществе так много —
Не хватит сил, «где тонко, там и рвётся»,
Моё старание – ничто, убого.
Как говорится, «мафия бессмертна»,
Преступил черту – ответ дашь пред Богом.
Что Он накажет их – мечта заветна,
Но не пугает тех, виновных пред народом.
Прощения не просят за свои грехи
И таковыми действа не считают.
Снимают, что коты, сметанные верхи,
«Обрат* – он для народа», – полагают.
Миллиардеров садят, их всё больше,
Вот, если б змею голову срубить…
«Не убивай! – в Завете Божьем, —
Тычут перстом мне, – врага нужно любить!»
Прости, Господь! Я не могу понять,