Учитель промолчал.


В атмосфере все по-прежнему двигалось и как будто ничего не менялось: неустанно сновали неприкаянные ветры, попеременно обливались багрянцем восток и запад, заученно маршировали по натоптанным колеям стандартные реалии. Философ вяло, но регулярно продолжал нападать на ученика, почти всегда проигрывая словесные поединки. Принц все больше замыкался в себе и отдалялся. Недоразумения в их отношениях усугублялись и грозили полным разрывом, это тяжело было сознавать обоим, и каждый не знал, что предпринять и нужно ли вообще что-либо предпринимать. Уставший мудрец понял, что прозвучал час необходимости и пора покидать обжитые углы. А Арри все глубже затягивала его стихия. Сверхсенсорика улавливала доносившуюся отовсюду беззвучную осанну Богу, которому воздвигнут неправдоподобный, обжигающий пространство Храм. И его выслушали с благосклонностью в этой святыне! Распаляясь от кипучих переживаний, он почти совсем перестал реагировать на бывшего товарища по убеждениям, но тот был назойлив, и утомительное общение длилось, как ноябрьская морось, которой не видно конца.

Однажды в ходе изнурительной дискуссии взгляд Арри непроизвольно дольше обычного задержался на лице философа, и оно ранило его: с какой нещадностью заштриховывают морщины знакомый до мелочей лик, как посерели, ушли вглубь и насквозь пропитались грустью глаза! Повзрослевший ученик взял учителя за руку, предложил совершить прогулку и отвел в окраинную, увитую зеленью беседку. Влекомый неотчетливым душевным порывом, по дороге он еще не знал, о чем будет говорить; он бережно усадил старого человека на скамью, и слова нашлись сами собой:

– Вы всегда были для меня больше, чем учитель, вы были моим единственным другом, собеседником и сообщником, и я благодарю Бога… или богов за то, что состоялась наша встреча. Как никто из учителей, вы развивали мой рассудок и будили разум. Мы вместе взбирались на вершины метафизики, блуждали и срывались… Мы подтрунивали друг над другом, иногда даже язвительно, но это не затрагивало наши отношения; то высокое, что нас соединяло, оставалось нерушимым. Конечно, мы не во всем были согласны, такого и нельзя достичь на земле, где индивид слагает свою самость из только ему присущих компонентов. Перед каждым из нас – личная безраздельная перспектива, и все же мы могли плодотворно обмениваться идеями, упованиями и тревогами. Однако теперь вы заговорили совсем иным, чужим мне языком, вы чем-то чрезвычайно озабочены и безвкусно морализируете. Я сожалею, если я тоже невольно послужил причиной этому, и позволю себе спросить: почему вы пытаетесь преодолеть себя и изрекаете вымученные сентенции, не принадлежащие вашей сути, принося тем самым боль и мне, и себе самому.

Сердце философа укутала терпкая пелена. Действительно, почему бы и не поговорить на эту тему, зачем он сам убивает долголетнюю честность в их отношениях. Арри все поймет.

– Спасибо вам за ваше внимание, – тихо сказал ученый и немного помолчал. – Эту беседу должен был инициировать я как более искушенный в изворотах и перипетиях планиды, но вы и тут оказались мудрее. Я думаю, с чего начать. Выслушайте меня и постарайтесь, насколько можно, объективно оценить мое положение, потому что мы с вами разные люди. Главное различие заключается в том, что я не подлинный философ, немалая часть моего существа пленена бренными вещами, я это понимаю. Вы же, Арри, – как бы и не творение природы, а явление универсума. Не улыбайтесь, я знаю, о чем говорю. О, вы достойно разбивали мои жалкие силлогизмы моим же способом: в самом деле, почему вы не имеете права быть тем, кто вы есть? Так вот, мой друг, можно считать, что вас нет… Я как-то не так формулирую… Просто вы для меня образец, идеал, квинтэссенция человечества, но идеалу нет места в рубежах нашей задымленной ойкумены. Парадокс в том, что вы существуете. Я заметил, что с некоторых пор вы чаще произносите «Бог», а не «боги». Конечно же, вы имеете в виду Верховного Бога из ошеломляющего Храма. Храм тоже разделяет нас. Жестокая в своей бескомпромиссности святыня приняла вас, а меня нет… Теперь непосредственно к вашему вопросу: что со мной случилось? Представьте себе пожилого человека, неглупого, несколько тщеславного, который долго учил детей высокопоставленных особ, и это ему льстило. И вот этот наставник приглашается ко двору могучей сверхдержавы и в лице одного из принцев находит не заносчивого аристократа, не самонадеянного баловня судьбы, даже не ребенка, а идеальный пример беззаветного движения навстречу Абсолюту. Этот мальчик просит забыть о его титуле, предлагает для решения неразрешимые задачи, вызывает иногда переполох у всей родни. Между воспитателем и подопечным завязываются и крепнут неформальные отношения, оба дорожат дружбой, создают для себя вселенную, где безбоязненно могут развиваться самые эксцентричные отростки и мутанты мысли и духа. Но время торопится, все земные миры рушатся (таков их удел), и с определенного момента учитель стал замечать, что никакой он не учитель больше, что ученик оставил его позади и отдаляется с каждым днем. Старик в панике, любыми способами он старается удержать юношу подле себя, потому что любит его. Но он знает, что его усилия – тщетны, что молодой человек вот-вот сделает последний шаг и станет недосягаемым. Тот, кто назывался философом, сгорбился под бременем забот и пытается повернуть время вспять. Вот что происходит со старым человеком, дорогой ученик. Да, я уже стар, и все системы организма поддаются упадку. Моя карьера – тоже закончена, я вряд ли смогу с кем-нибудь заниматься после вас… У меня скопились средства, на которые можно купить небольшой собственный дом, но я с трудом представляю, как сумею в мои годы обосноваться в новой непривычной обстановке…