— Ну масло я вам, положим, хозяйка, добуду, — радостно сверкнув глазками, сообщил Хомлин. — А вот что такое сахар, не знам…

— Это такое… эм… сладкое! Крупинками, — пустилась я в объяснения, а потом, вспомнив свою детскую бытность у прабабушки в деревне, добавила: — Или куском.

— Свалявшийся мед, что ли? — нахмурившись, предположил Хомлин.

— Не знаю, — ответила я. Мало ли как они тут это называют! — Есть у меня тут такое?

— В чулане надо поглядеть! — произнесло существо и исчезло.

Я бросилась в чулан, предполагая, что Хомлин перенесся именно туда. Распахнула дверь и тут же получила в руки банку.

— Вот! — сказал Хомлин. — Это имели в виду?

Я глянула на переданное, открыла крышку, понюхала. Не то. Внутри был просто мед, закаменевший почти, но точно он.

— Нет, — я отрицательно покачала головой и, заставив посторониться моего помощника, вошла в чулан.

Копалась на полках упорно, пересмотрела все, что можно. Нет сахара!

— Господин Хомлин, а конфеты, пирожные у вас тут где-то купить можно? — спросила я.

— Чего? Что это? — не поняло меня существо.

— Я-я-я-сно… — протянула я.

Да не может быть! Неужели в этом мире нет сладостей? Всё, что имеют, — это мед? Тут я зацепила носком туфли мешок, в который еще не заглядывала. Развязала узел, скрепляющий верхушку, и… Беленькие кристаллики очень походили на то, что мне нужно.

— Это что? — спросила я у Хомлина.

— Это-то? — сунул свой нос, а вместе с ним и бороду мой помощничек. — Так дрожжовая еда. Чтобы брагу ставить!

— Дрожжовая еда? — удивилась я и, уже понимая, что нашла то, что нужно, лизнула кончик пальца, сунула его в мешок и снова в рот. Сахар! — Господин Хомлин, если вы раздобудете мне масло, я угощу вас двумя десятками яблок, а бургомистра — яблочным пирогом!

Существо тут же исчезло, а через полминуты появилось с куском масла, завернутым в бумагу.

— Благодарю, — забирая из рук старичка-лесовичка необходимое, сказала я. — Осталось дело за малым – научиться готовить в печи!

16. Глава 16

— Ну что, господин Хомлин, научите меня печь топить? — улыбнулась я существу, к странноватому виду которого и не менее удивительной, но очень полезной способности исчезать и появляться в самый неожиданный момент уже начинала привыкать.

Вообще, я жительница городская, но в доме моей прабабушки, где я в детстве проводила по три месяца в году минимум, печь была. Настоящая, русская, казавшаяся мне огромной и живой. Я видела, как ее растапливают, как готовят, но самой мне этого делать не разрешали. Так что знания мои о науке истопничества были сугубо наблюдательно-теоретические.

— А на кой её топить-то? — удивился старичок. — Разводник всё равно развалился же.

— Разводник? Какой еще разводник? — не поняла я.

— Так магический, — пожал плечами Хомлин. — Который жар от нее по дому разводит. Так что не протопите вы ей ничего, окромя кухни, пока новый не раздобудете.

— А вы, господин Хомлин, его раздобыть можете? — Я даже дыхание затаила, ожидая ответа. Холод не люблю, спать в холоде — ненавижу лютой ненавистью.

— Этого не можу, госпожа, — развело руками существо. — Это вещь магическая, дорогая. То не кусок масла у соседского домового на пару яблок сменять…

«Домовые!» — мелькнула у меня мысль. Да тут всякой небывальщины во всех ее проявлениях полным-полно! Одной магией и вон хомлинами дело не ограничивается.

— Что ж, не всё коту масленица, — развела я руками. — Но я хочу растопить печь не для того, чтобы протопить дом, а для того, чтобы приготовить.

— Так для этого плита есть, — развел руками Хомлин. — Зачем печь-то?

— Плита?! — Я ушам своим не поверила. Я же была в кухне и не видела там ничего такого, что бы ее напоминало.